Кристаллы власти
Шрифт:
«Впечатляет,» — прошипел Воронград, и его голос звучал теперь как хор проклятых душ. «Но это только начало.»
Он поднял Кристалл Затмения над головой, и реальность вокруг них начала плавиться. Скалы теряли свою твердость, воздух становился густым как смола, а свет искривлялся, создавая невозможные узоры.
Лиана, сражавшаяся внизу с теневыми охотниками, почувствовала это искажение всем своим существом. Её дар видеть магические потоки превратился в настоящую пытку — она видела, как сама ткань мироздания трещит под напором чуждой силы.
«Держитесь!» —
Вереск чувствовал, как искажение реальности давит на его защиту. Стихии в его крови пели все громче, пытаясь противостоять хаосу. Но было в этом хаосе что-то знакомое, что-то, что отзывалось в глубине его преображенной сущности.
«Ты чувствуешь это, не так ли?» — голос Воронграда стал почти мягким. «Чувствуешь зов истинного преображения. Не этой жалкой попытки сохранить гармонию, а настоящего изменения, фундаментального и необратимого.»
«Я чувствую боль,» — ответил Вереск, делая шаг вперед. «Боль мира, который ты пытаешься сломать. Боль стихий, которые ты пытаешься исказить.»
Он поднял меч, и пять стихий слились в единый поток силы. Земля дала клинку вес гор, воздух — скорость ветра, вода — текучесть морских глубин, огонь — жар вулканов, а лунный свет связал все это воедино, создавая оружие истинного преображения.
«Ты говоришь о боли?» — Воронград рассмеялся, и в его смехе слышалось безумие гения. «А разве создание нового не всегда связано с болью? Разве рождение не причиняет боль? Разве преображение может быть безболезненным?»
В его словах была своя истина, и Вереск это понимал. Каждый кристалл, с которым он слился, каждое преображение, через которое прошел — все это сопровождалось болью. Но это была боль роста, боль естественного изменения, а не насильственного искажения.
«Есть разница,» — сказал он, делая еще один шаг. «Есть разница между болью роста и болью разрушения. Между преображением и извращением. Между эволюцией и мутацией.»
Воронград оскалился, и его лицо на мгновение стало похоже на маску древнего демона. «Слова! Просто слова! Я покажу тебе настоящую силу преображения!»
Он направил Кристалл Затмения прямо на Вереска, и из артефакта хлынул поток чистой тьмы — не просто отсутствие света, а активное, агрессивное ничто, пожирающее саму реальность.
Но Вереск был готов. Пять стихий в его крови запели громче прежнего, и вокруг него вспыхнул ореол чистой силы. Земля создала фундамент, воздух — форму, вода — текучесть, огонь — энергию, а лунный свет связал все это в единую сущность.
Два потока силы столкнулись посреди заснеженного перевала. Искажающая тьма Воронграда против преображающего света Вереска. Хаос против гармонии. Мутация против эволюции.
Горы содрогнулись от их столкновения. Снежные лавины сошли с вершин, погребая под собой сражающихся внизу. Но ни союзники Вереска, ни теневые охотники не обращали на это внимания — все взгляды были прикованы к схватке двух преобразователей реальности.
«Смотри!» —
Вереск молчал, сосредоточившись на поддержании потока чистой энергии. Но где-то в глубине души он понимал, о чем говорит его противник. После стольких преображений его сущность изменилась настолько, что порой он сам не узнавал себя. Грань между гармонией и хаосом, между порядком и безумием стала тоньше, чем когда-либо.
Но именно поэтому он должен был выстоять. Именно поэтому должен был показать, что существует иной путь — путь преображения через понимание, а не через разрушение.
Битва достигла своего апогея, и реальность вокруг них начала трещать по швам. Сама ткань мироздания не выдерживала напряжения их противостояния. В какой-то момент Вереску показалось, что он видит сквозь разрывы в реальности иные миры — версии реальности, где победил хаос, где искажение стало нормой, где сама природа магии была извращена до неузнаваемости.
И в этот момент он понял, что должен сделать.
Вереск опустил меч и закрыл глаза, позволяя пяти стихиям течь свободно. Вместо того чтобы сопротивляться искажающей силе Воронграда, он начал впитывать её, пропуская через себя, но не позволяя ей исказить свою сущность. Земля давала стойкость, воздух — гибкость, вода — способность к изменению, огонь — силу преображения, а лунный свет связывал все это в единое целое.
«Что ты делаешь?» — в голосе Воронграда впервые прозвучало удивление. «Ты же погибнешь!»
«Нет,» — тихо ответил Вереск, открывая глаза. «Я показываю тебе истинное преображение.»
Тьма, исходящая от Кристалла Затмения, теперь не рассеивалась и не отражалась — она проходила сквозь Вереска, но выходила уже иной. Очищенной. Преображенной. В ней все еще была сила, но уже не искажающая, а созидающая.
Лиана, наблюдавшая за битвой снизу, первой заметила изменения. Там, где преображенная тьма касалась земли, начинали расти кристаллы невиданной красоты — не чистые, как кристаллы стихий, и не искаженные, как творение Воронграда, а какие-то иные, соединяющие в себе свет и тьму в новой гармонии.
«Невозможно,» — прошептал Воронград, но в его голосе звучало не только отрицание, но и странное узнавание. «Это не может…»
«Может,» — Вереск сделал шаг вперед, продолжая пропускать через себя поток искажающей силы и преображать его. «Потому что истинная сила не в искажении и не в сохранении, а в преображении. В способности найти новый путь.»
Он поднял свободную руку, и в воздухе начали формироваться образы — отражения всех возможных путей развития силы. Воронград увидел миры, где тьма и свет существовали в равновесии, где искажение служило источником новой гармонии, где сама природа магии эволюционировала, а не мутировала.