Кристина
Шрифт:
Потом наступил мой день рождения, 26 апреля. В подарок мать преподнесла мне пальто, присланное миссис Дюрран, полностью перекроив его. Долгие часы она проводила за работой, заново сшивая его вручную. Пальто вышло на славу — узкое в талии, расширяющееся книзу, и я не могла дождаться, когда наконец надену его. Ронни купил мне шарф, а Сэм, у которого никогда не было денег, за исключением какого-нибудь случайного медяка от моей матери, вырезал мое имя на дубовой доске и проделал в ней дырочки, так что ее можно было повесить на стену наподобие картины.
Я
— Вот тебе подарок.
Я попыталась улыбнуться и промямлила несколько слов благодарности.
— Ты что же, не собираешься посмотреть, что внутри? — проговорил Дон.
Мать не сказала ни слова, но сняла с гвоздика у камина ножницы и подала мне. Я перерезала бечевку и развернула бумагу. Внутри оказался длинный кожаный футляр зеленого цвета. Когда подняла крышку, глаза полезли от изумления из орбит. Это был несессер, заполненный бутылочками и флакончиками, а на внутренней части крышки имелось зеркальце. Здесь даже был миниатюрный набор маникюрных принадлежностей.
Я подняла глаза, посмотрела на Дона и сказала:
— Спасибо, но я не могу принять это.
Он отвернулся и сел за стол, проговорив:
— Не глупи.
Мать и отец, стоящие рядом со мной, разглядывали содержимое футляра. Потом мать отчетливо произнесла:
— Тебе он, конечно, обошелся в изрядную сумму, Дон.
— Да, не могу сказать, что это не так, никто не спорит. Так мы собираемся есть, тетя Энни?
— Кристина не привыкла к таким подаркам… — начала мать и смущенно пошевелилась. Всем стало как-то неловко, и только Дон, вертевшийся на стуле, взглянул матери в лицо и произнес:
— Послушайте, тетя Энни, я не украл эти деньги, я их заработал. Я подрабатываю на стороне. Ей нечего стыдиться.
— Что это за работа на стороне? — тихо поинтересовался отец. Он сел за стол и жестом предложил сделать то же остальным.
— Продаю разные вещи, дядя Билл, — ответил Дон. — Работаю на Ремми, торговца подержанным товаром.
— Какие вещи? — продолжал допытываться отец, не глядя на Дона, принимая из рук матери чашку чая.
— О, всякое старье. Сейчас у него есть на продажу автомобиль. Я бы и сам не прочь купить. Он хочет за эту машину всего двадцать фунтов.
— Положи, — тихо сказала мне мать, поскольку я все еще стояла с подарком Дона в руках.
— Но, мама…
— Положи. Потом поговорим.
Я села за стол, Дон, взглянув на меня, со смехом воскликнул:
— Я это
Мать, все еще разливавшая чай, не глядя на него, ответила:
— Да, у нее и так красивая кожа.
Праздничное чаепитие, которое обещало быть радостным, оказалось натянутым и довольно чопорным мероприятием, где все говорили друг другу «Благодарю» и «Нет, благодарю», и никто особо не смеялся, за исключением Дона.
Я видела, что Ронни вне себя от ярости, и когда после чая мы все расселись возле огня, я, не в силах больше переносить эту напряженную атмосферу, сказала брату:
— Как насчет того стишка, что ты сочинил о мисс Спайерс. Почитай-ка нам его, — я повернулась к матери. — Он смешной, мама, — потом снова обратилась к брату — Давай читай. Ты сказал, после чая.
Несколько смягчившись, Ронни достал из кармана листок бумаги, застенчиво оглядел комнату и объявил:
— Он называется «Молитва Мэри Эллен Спайерс», — после чего с коротким смешком начал читать:
Господь, прошу совсем я мало,
Чтоб как соседка я не стала:
Та, чуть не на виду у всех
Помадой губы мажет… грех!
Господь, почаще замечай,
Что я всегда пью только чай.
Вина — ни капли, ни чуть-чуть —
Оно — к грехам кратчайший путь.
Господь, ты береги меня
От всех мужчин, как от огня,
И не вини меня за то,
Что для меня они — никто.
Они кишмя вокруг летают,
Все обольстить меня мечтают.
Господь, закрой от них все двери —
Спаси свою бедняжку Мэри!
Побереги и от кино,
Не то б свихнулась я давно.
Я не скучаю, не грущу…
И Чарльза Бойда не пущу.
Спаси меня и от поэтов:
От них, писак-mo, толку нету,
Служить тебе я только рада,
А книжек мне совсем не надо.
Вся жизнь моя — как серый день,
Ну, а потом уйду я в тень,
Но верь, Господь, и без мужчин