Кристина
Шрифт:
Я пристально посмотрела на него. Что он пытался сказать мне? Что не собирается принимать католическую веру? Что опасается давления? Да я откажусь от своей веры хоть завтра, хоть сейчас. Что она может значить по сравнению с потерей моего возлюбленного? Все отцы Эллисы вместе взятые не смогут переубедить меня!
— …на следующий день дяде позвонил кто-то из друзей, живших по ту сторону холма, и сообщил, что один из священников вышел, так сказать, на тропу войны и разыскивает парня, который, — Мартин потупился, — развлекался с девушкой,
Я снова погладила его по щеке.
— Я знала, что ты жил в том доме и что полковник был каким-то твоим родственником, — я заметила, как он отпрянул от меня, и, пытаясь вновь привлечь его к себе, добавила — Не бойся, я ничего никому не сказала. Меня привела в ваш дом мать, заставила пойти туда, а полковник заявил, что никто с такой фамилией у них не проживает. Но я заметила фотографию, на которой ты был с какими-то детьми. Ты выглядел так, как сейчас Констанция.
Мартин снова медленно высвободился из моих объятий, встал и повернулся ко мне спиной.
— Я ничего не могла поделать, — мягко произнесла я. — Я не хотела идти. Это все моя мать, она очень беспокоилась.
Не глядя на меня, он ответил:
— Дело не в том. Мне все равно не сказали о том, что вы приходили. Ты видела еще кого-нибудь, кроме дяди?
— Да, какую-то молодую женщину, когда мы выходили, — проговорила я, не упомянув о том, что у нее был такой вид, словно она запросто могла прикончить меня. Он сел у стола, тут же встал и спросил:
— Ты не могла бы принести мое пальто? Там бутылка. Я чувствую, что мне надо выпить, Кристина.
Я пошла в гостиную, взяла его пальто и на какое-то мгновение крепко прижала его к себе, потом понесла ему. Мартин вытащил из внутреннего кармана фляжку. Когда я принесла ему стакан, он спросил:
— А где второй?
Мне больше не нужно было разыгрывать из себя искушенную даму, и я честно призналась:
— Я не пью. Тот джин на вкус, по-моему, был просто ужасен.
Мартин посмотрел на меня удивленно и озадаченно, потом наполнил стакан до краев и залпом выпил. Поставив его на стол, он повторил:
— Нам надо поговорить, Кристина, — потом добавил, скорее больше для себя, чем для меня — Я уже не переживаю так сильно, как вначале.
Наверное, он прочитал в моем взгляде вопрос, потому что, коснувшись моей руки, быстро проговорил:
— Нет, не из-за тебя. Я о другом. Об этом мы поговорим позже… Я сейчас о другом. Кристина, надо что-то предпринимать. Как ты сводила концы с концами все эти годы? — уже деловым тоном, как надлежит офицеру, произнес он, и я ласково улыбнулась и ответила:
— У меня хороший отец.
Мартин схватил меня за руку
— И ты хорошая, такая хорошая, что мне даже страшно, — он рывком выпрямился и с жесткой ноткой в голосе сказал — Но тебе нужны деньги. Я должен обеспечивать семью. Нам необходимо поговорить о деньгах.
— О, деньги, — я не только покачала головой, но и как бы всем телом стряхнула с себя это слово, а потом совершенно бесстыдно заключила его в объятия и закричала — Мартин, Мартин, давай не говорить о деньгах, давай говорить о нас!
Наши лица были совсем близко, наше дыхание перемешивалось, как когда-то прежде, потом мы стали целоваться, и я совершенно не стеснялась того, что сделала первый шаг. После этого мне уже не пришлось больше ничего делать: Мартин, одолеваемый страстью, казалось, был готов заживо проглотить меня…
Впервые за много лет томление покинуло мое тело. Оно тяжело лежало на кровати — насытившееся до предела, избавившееся от желания, и глубоко внутри моего естества журчала та старая радость, словно мы вновь лежали на берегу реки, готовые зайтись от смеха и покатиться по траве.
Я больше не плакала. Я чувствовала, что уже никогда больше не буду плакать — ничто не заставит меня плакать. Я сказала себе, что даже если эту любовь и отберут у меня через какой-то час, то этого неуемного огня, жарко пылающего в моей груди, хватит мне на всю оставшуюся жизнь. Его пальцы нежно двигались по моему телу, и я не испытывала ни малейшего стыда, мне даже было жалко, что в комнате так темно.
— Дорогая, дорогая, — зашептал Мартин, — ты словно с другой планеты, таких сейчас не сыщешь нигде! Ты — женщина, Кристина, женщина, но есть женщины… Ты этого не знаешь. Послушай, я хочу, чтобы ты запомнила…
Я молчала, и только мое сердце медленно повторяло: «Да, Мартин, да, Мартин».
— Такой, как ты, никогда не было и не будет. Запомни это, пожалуйста, и еще — я тебя люблю. Наверное, я никогда и не переставал любить тебя. Вот почему… ладно, неважно. Не спи!
— Я не сплю, и я запомню.
В этот момент послышался стук в парадную дверь, и я почувствовала, как он замер. Я и сама застыла неподвижно, потом шепнула:
— Тсс! Пусть думают, что я сплю.
Непрошеный гость постучал еще трижды и ушел. Очарование ночи рассеялось.
— Боюсь, мне надо идти, Кристина, — произнес Мартин. — Но Боже мой, как не хочется! И мы так и не поговорили, а мы должны — это очень важно.
Я закрыла ему рот поцелуем.
— Завтра поговорим.
Мы долго-долго стояли, прижавшись друг к другу, потом, пятнадцать минут спустя, я открыла входную дверь и выпустила Мартина на темную улицу, которая, насколько я могла судить, была совершенно безлюдной. Потом я задвинула засов, пошла к себе наверх и легла на кровать…
Когда я открыла глаза, к моему удивлению, было уже светло. Я потянулась, перевернулась на живот, пробормотала: «Мартин, о, Мартин!» — и снова заснула.