Критическая масса ядерного распада. Книга третья. Командир подводного атомного ракетоносца
Шрифт:
Командир и его заместитель, поразившись столь резким откровением старпома, переглянулись и, сражённые неожиданностью его аргументов, молчали. А что тут скажешь?
Однако Антон, огорчённо сверкнув глазами, через какое-то мгновенье незамедлительно дал ему отпор:
– Алексеевич, за «дурёх» извинись! Прости, но не твоё собачье дело осуждать наших жён и давать им оценку. Мы как-нибудь, а вернее жизнь, разберется, что к чему…. По поводу твоей жены – решай сам, ибо это уже не наше дело. В конечном итоге каждый роет своё счастье собственной лопатой. В свою очередь своё мнение выложу так же «начистоту». Во-первых – квартира в Москве, как ты сказал, не твоя, а принадлежит молодой жене. Во-вторых – не дай тебе бог, но смотри, чтобы и жена, и квартира не «уплыли» и не стали тебе чужими. В-третьих –
Зима в Прибалтике мягкая. При её воцарении и снега-то практически не было. Так, слегка припорошило крыши домов, где работали, учились и жили своей обособленной жизнью разные люди. На Таллиннской ратуше, уклоняясь от напора свежего ветра, вертясь и поскрипывая, всё так же смотрел вниз старый Томас. Что с него возьмёшь – флюгер! Но направление-то он указывал…. Более того, старожилы эстонцы поговаривали, что он частенько кого-то поругивал, правда, на эстонском языке и русские его не понимали. Внизу, поближе к земле, недоброжелательство некоторых эстонцев к русским прямо не высказывалось, но чувствовалось во всём.
Узкие улочки и городские подъезды, дворы усадьб и дороги всегда чистые и ухоженные – не понятно, когда их эстонцы убирают…. Липовецкий привык, что даже в сравнительно чистом Ленинграде общительные дворники с мётлами в руках стоят и больше «точат лясы», чем метут мусор. Здесь же все помалкивают: молча, не спеша, передвигаются по улицам, в магазинах эстонские продавцы отвесят вам товар, дадут чек и если, не поняв, будете о чём-то переспрашивать, то «шваркнут» вам на «эсти» и будьте здоровы! Так что, Антон, скорее садись на электричку и – в Палдиски. Здесь эстонцев практически нет. А море и окружающие леса всегда прекрасны – природа: как ты к ней, так и она к тебе – любовь всегда счастливая, когда она взаимная.
Антону всегда нравились люди счастливые. Когда он встречал влюблённую пару с сияющими счастливыми лицами, то его душа наполнялась ощущением светлого тепла и, окружающий, мир становился ближе и понятней. В такие минуты приходило сознание, что дело, которому служишь, рискуя жизнью, востребовано. Что это дело крайне необходимо, чтобы вот так спокойно люди счастливо жили, растили детей и любили друг друга. К супружеским изменам он относился, как к чему-то нечистоплотному, а людей, творящих их, остерегался. Понимая, что люди – не боги и обстоятельства жизненных ситуаций бывают разные, он до поры и времени не высказывал резкого осуждения их поступков. Но всегда и всюду фальшь любого проявления не признавал и поневоле страдал сам, не находя веских причин для её оправдания.
Взаимное дружеское расположение дало повод к зарождению приятельских симпатий в семьях Миловидовых и Липовецких. Во многом они были похожи и в первую очередь в зеркальном отображении мытарств, связанных со служебными передвижениями самих офицеров и их семей. Антон – сын Гали и Валентина, умненький с взрослыми глазами мальчик, был года на три старше сына Липовецких. Галина, приятной наружности неброской красоты созревшей женщины лет тридцати пяти, со школьной скамьи была влюблена в своего мужа. Они поженились по любви. Но если с годами эта любовь в карих глазах Галины пылала неугасимым огнём, то у мужа она догорала искрами равнодушной привычки. Как и всякий смертный, Валентин был не безгрешным. Зачастую, немного подвыпив, он любил похвастаться тем, чего у него не было. Галя же считала его непогрешимо умным и способным, одним словом, как она говорила сама:
– Ты у меня лучше всех!
В принципе, ничего нового она не придумала – все влюблённые склонны к преувеличению…. Но со временем он-то в эту влюблённую чушь поверил – вот в чём беда и корни разыгравшейся трагедии в их будущем.
– Как ведут себя наши офицеры? – частенько «тройка» во главе с Липовецким делала обход циклов, интересуясь у ведущих преподавателей успеваемостью и поведением своих подопечных.
– Да ничего, ребята стараются. Чему мы их научим, покажут экзамены, – обычно следовал ответ. – Вот вы, видно лица заинтересованные, благодаря
– Что с гуся возьмёшь, кроме шкварок? Большинство техники кораблей нашего проекта в центре ещё не смонтировано. Пощупать её в живом виде мы сможем только на заводе. Насколько это, возможно, есть просьба – в обучении экипажа делать упор на практическое освоение и использование систем и приборов, – высказал общее пожелание Липовецкий.
– Мы сами, как школяры, «грызём» гранит науки. Техника и оружие действительно сложные, с конструктивными новейшими решениями по устройству и условиями их эксплуатации. Это раньше хороший командир при желании мог знать устройство своего корабля в доскональности до последнего винтика. Сейчас же практически достичь этого невозможно, да и не нужно. РПК СН оружие коллективное. Очень важно, именно сейчас, в ходе учёбы определить тот самодостаточный уровень знаний устройства техники и оружия для каждого командного звена с тем, чтобы научиться, опираясь на знания и умения своих подчинённых, вырабатывать правильные рекомендации для решения командира по управлению кораблём и применению оружия. А это посложней, чем просто изучить отдельную техническую систему или прибор. К сожалению, большинство преподавателей – это, в лучшем случае, флагманские специалисты. Дать то, чего они сами не знают или не умеют, они не могут, – высказал своё мнение Липовецкий уже с точки зрения командира.
Жизнь и природа не дремали, всё шло своим чередом, на пятки зазевавшимся человечков наступала весна. Весна для всего учащегося люда горячая пора зачётов, экзаменов, тревог и переходов в новое качество для лиц, успешно выдержавших испытания. А за окном солнце, цветёт черёмуха, вдоль дорог города Палдиски начали расцветать кусты сирени…. Офицеры под разными предлогами стремились погреться под лучами яркого солнышка. Они успешно исчезали с лекций в учебных классах, затерявшись на многочисленных переходах и всевозможных, уже изученных, шхерах лабиринта «Пентагона».
Виктор Алексеевич Журавский зачастил на переговорный пункт звонить по телефону своей молодой жене в Москву. Частенько он возвращался оттуда огорчённый. Иногда телефонную трубку в столичной квартире брал и отвечал на звонки хорошо известный Виктору друг семьи…. Обычно Журавский помалкивал, а тут на вопрос Липовецкого: «– В чём дело, почему буйную головушку повесил?» выложил все свои наболевшие сомнения и подозрения.
– Виктор, – без промедления ответил его командир, – тебе неделя отпуска, езжай в Москву. Умыкай жену и привози сюда. Понял? Время пошло.
Через неделю, сияющий, как новая копейка, сошедшая из-под станка монетного двора, Виктор, с молодой женой – весьма симпатичной особой, прибыл в Палдиски. Антон с Александром подсуетились и, умаслив комендантшу, получили и вместе со своими жёнами обставили, для прибывшей четы, весьма сносную комнату в семейном общежитии. Слава богу, – подумал Антон, – жизнь у командного состава экипажа налаживается! Даже бог может помочь только тому, кто что-то делает сам. Бездельнику помочь-то не в чём.
Всевозможных дел Липовецкому, с приходом весны, прибавилось. Многие женатики, перезимовав зиму в разлуке, изъявили желание перевести своих жён в Палдиски. Приходилось налаживать тесные контакты и с заместителём начальника центра по тылу, и с пресловутой комендантшей Клавдией Петровной. Семья Липовецких переехала в отдельную двухкомнатную квартиру, освобождённую Миловидовым, который к этому времени окончил курс обучения в центре. Своих офицеров в поездки за жёнами Антон отпускал без проволочек. Он понимал, что воссоединённые семьи станут его надёжным союзником в деле налаживания нормальной службы их мужей. Даже Саша Белорусов попросился «смотаться» в «Питер» за подарённой тестем автомашиной – «жигулёнком», позже названной «копейкой». В то время это был подарок королевский! Раньше Антон как-то всё не мог подыскать правильный ответ – кто надоумил простого белорусского паренька круто изменить выбор своей профессии. Теперь же всё стало на своё место: тесть был секретарём парткома и одновремённо председателем комиссии по распределению жилья при одном из Ленинградских заводов.