Критическое исследование хронологии древнего мира. Библия. Том 2
Шрифт:
Естественно, что вулканический характер этих (и многих других) библейских картин был замечен очень давно, но всех исследователей останавливал тот неоспоримый факт, что Синайский полуостров, где якобы расположена библейская гора Синай, не носит ни малейших следов вулканической деятельности (он покрыт спокойными слоями древних сиенитовых пород, обнажающихся в его южной части, и на севере прикрытых осадочными породами). Но после всего, что было выявлено в предыдущих главах, у нас нет никаких причин отождествлять библейскую гору Синай с горой, расположенной на Синайском полуострове, и тогда сразу же всплывают два замечательных вулкана — Этна и Везувий.
Как забавный штрих отметим, что
Таким образом, «законы Моисея», составленные Аароном и подкрепленные властью Моисея, были освящены извержением Везувия или Этны. По–видимому, они и были впервые провозглашены Моисеем Избавителем во время (или после) одного из крупных извержений. Участие Аарона в законодательстве отразилось в библейском рассказе о посещении Синая Аароном, который по божьему повелению был объявлен также первым священником (см. исход, XXVIII).
Этна или Везувий?
Снежный, вечно дымящийся конус Этны, гордо возвышающийся на три тысячи метров, плохо подходит под библейское описание. Хотя Этна всегда испускает дым и периодически (каждые 10—12 лет) производит извержения, они никогда не были катастрофическими. Скорее всего, этот вулкан всегда внушал уважение, но никогда ужас. В древности его, по–видимому, рассматривали как алтарь богов, как место их обитания (подобно Олимпу).
Кстати сказать, гора Олимп в Греции ничем особым не выдается, и почему ее считали жилищем богов, непонятно. Не была ли первоначальным Олимпом Этна?
Совсем другое дело капризный и не очень высокий Везувий, неожиданно разражающийся катастрофическими извержениями. Он идеально подходит под библейские описания.
К слову сказать, имя «Синай», возможно, происходящее от латинского «синус» — полость, созвучно с именем кратера Везувия «Сомма».
В Библии гора Синай неоднократно называется также горой Хорив — ХРБ (как правило, во Второзаконии, но иногда и в более ранних книгах), имя которой бесспорно восходит к латинскому «хоррибилис», что значит «ужасный» или «опустошительный». Такое название также как нельзя лучше подходит к Везувию.
Таким образом, мы должны признать, что библейской горой Синай является Везувий.
Монотеизм против политеизма
«Всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, отражением, в котором земные силы принимают форму неземных» — гласит известное изречение Энгельса. В лице богов древний человек персонифицирует все, что его окружает и влияет на его жизнь. Неизбежным следствием разнообразия мира является поэтому многобожие, политеизм. И действительно, все первобытные религии были политеистичны.
Но тогда совершенно непонятно происхождение монотеистических религий, и в первую очередь иудаизма и христианства, признающих только одного, единого бога. Обычный ответ на этот вопрос состоит в том, что религия опосредствованно отражает не только силы природы, но и социальные формы, и потому появление автократических (самодержавных) форм правления, возникающих в результате распада родового строя, отразилось на небе в появлении «единого бога», самодержавно управляющего миром.
В целом этот ответ никаких возражений вызвать, конечно, не может, но одна, казалось бы, небольшая деталь вызывает недоумение. Ни в одном человеческом обществе не зарегистрирована социальная структура, состоящая из одного, единственного правителя и однородной,
Замечательно, что ту же самую картину, но в еще более разработанном виде, мы видим в греко–римском пантеоне, возглавляемом Зевсом—Юпитером, окруженном двором, состоящим из важных, но все же подчиненных Зевсу богов, за которыми следуют боги меньшего калибра, и т.д. вплоть до жителей лесов, дриад и вод, наяд. С традиционной точки зрения, совершенно непонятно, почему этот пантеон отражает социальную структуру не рабовладельческих городов—государств, а средневекового (и уже довольно развитого) феодального общества.
Влияние социальных структур на религию проявляется также и в том, что развившееся в недрах феодального общества христианство, только формально является монотеистической религией. Оно имеет развитую структуру святых различного ранга, которые и по положению, и по функциям вполне аналогичны второстепенным богам. (Мы не говорим уже о концепции Сатаны, превращающей христианство в дуалистическую религию.)
Тем острее встает тогда вопрос: с какой социальной структуры был первоначально списан монотеизм иудейско–христианского толка, признающий лишь единственного Бога, не имеющего никакого окружения, кроме чисто служебных ангелов, вестников, ревниво относящегося ко всем другим богам, и перед которым все люди и все небесные силы в равной мере не имеют никакой власти и никакого авторитета. Концепция такого Бога поражает полным отсутствием (в рамках традиционных представлений) корней и образцов как в социальных структурах, так и в природных явлениях.
Правда, можно сказать, что образцы есть — это восточные деспотии типа ассирийской и вавилонской. Но, во–первых, в рамках библейских сказаний мы уже установили явную их фантастичность, а социальная структура их предполагаемых прообразов, раскопанных в Двуречье, на самом деле совершенно не ясна и, во всяком случае, она заведомо имела достаточно широкий слой привилегированного населения, который в зеркале религии должен был отразиться хотя бы в виде сонма полубогов.
Совсем уже вызывает недоумение традиционное мнение, утверждающие, что монотеистическое поклонение Ягве зародилось у пастушеских еврейских племен, когда для монотеизма, не могло быть уж никаких социальных (и, тем более, природных) оснований.
Можно, конечно, стать и на ту точку зрения, что представление об едином и единственном Боге было выработано в результате колоссального чисто духовного усилия одним гениальным деятелем (или их небольшой группой). Это представление потом быстро распространилось, поскольку цари и императоры нашли эту идеологию очень удобной для обоснования своих «божественных» прав на престол. Но этот взгляд совершенно неприемлем как противоречащий материалистическому пониманию истории. Кроме того, он противоречит и фактическим обстоятельствам: римских императоров, как говорит традиционная история, вполне удовлетворяло политеистическое язычество, пока, наконец, они не были вынуждены признать христианство. (Кстати сказать, совершенно непонятно почему они были «вынуждены»? Ведь по данным даже клерикальных историков христиане составляли в начале IV века не более одной десятой части населения Римской империи (см.[7], стр. 57)).