Кривич

Забусов Александр

Голова колонны уже миновала место засады, оставив его в стороне от себя, предоставив спины в качестве мишеней. Как же их много! Без малого - два десятка. Справятся ли его орлы? Первоначальная задача им стоит - первым залпом слить из седел пятерых всадников. Глухо слить, так чтоб без иллюзий, насмерть. Кто команду подаст? Не сдрейфят ли? Он-то отдельно от всех засел, отдельно и работать будет.

Команды не услышал, но видел, как стрелы, вылетевшие из донецких "джунглей" нашли своих жертв. В пыль сухой дороги, под копыта лошадей, тяжелыми мешками валятся люди. Снова залп вестниц смерти. Снова!

Кочевники

задергались, понимая, что их натурально убивают. Им бы вперед проскочить, а там уж решать, что к чему и как быть дальше, а они замешкались, начали воротить животных в сторону опасности. Крики возмущения и ругани, падение тел, а вскорости и стоны раненых разнеслись по округе. Протиснувшись через кустарник и вклинившись в тесноту случившейся сутолоки, поднырнул под крупали двух лошадей, со всадниками на седлах, вынырнул у колена печенежского начальника. При его высоком росте и ростовых качествах степных лошадок, своей макушкой сравнялся уровня груди доспешного воина. Скопление врагов только усилило неразбериху в стане. Не мудрствуя лукаво, он простым движением руки ткнул клинком в глаз знатного печенега, а извлекая его из глазницы, понял, что тот уже мертв. Как говорится, подарил легкую смерть мужику. Нырнул вниз, а вынырнул уже в другом месте. Тем же Макаром проделал "операцию" с двумя соседствующими блондинами.

– Гых!

Услышав возглас за спиной, не раздумывая нырнул вниз, прячась под животом лошади. Буквально у самого плеча, впустую промелькнула сталь сабельного удара. Фух, пронесла нелегкая! Увернулся.

Перекат вперед - и он, едва не задетый копытами, пробил печень очередному степняку, перепачкался плеснувшей в лицо кровью. Сутолока разомкнулась, воочию выказав картину того, как от погибшего отряда наяривая лошадей, ускакали двое выживших в бойне. Самые умные! Эх, было бы больше людей, во-он там бы поставил заслон, тогда бы вообще чисто сработали, а так,...

Видя плоды дела рук своих, на поле славной победы повыскакивали его подельники, неслись во всю прыть, не пряча счастливых улыбок на рожах. Не отдышавшись, Хвощ, кинувшись, обнял его.

– Ох, и не прост ты паря...! Не прост!

– Вот тут ты не прав Хвощ. Во мне простоты, как в этой реке, течет себе, никому не мешая, только думать нужно, где брод перейти. Не расслабляться орлы! Пополнить стрелы в колчанах, монеты ищите, пригодятся, а в остальном, ничего кроме еды не брать. Живее потрошите клиентов, время уходит!

Завидев его, дед Омыша криво усмехнулся, намекая на выпачканное кровью лицо, спросил:

– Что, душа моя, опять кровушки испить пришлось?

– Да, пошел ты дед лесом! Работай, давай!

Зоркое око не выпускало из поля деятельности никого. Подгонял, подгонял. Не хотелось, что б дикие аборигены пустили насмарку все дело.

– Все, завязываем. Общий отход! За мной пошли.

Сошел с дороги. Повел людей, нагруженных сумками с провизией в бурелом, там степному народу достать их будет проблематично. Не привыкли они к такому экстриму. Сориентировался по солнцу, мелькавшему в кронах деревьев, изменил маршрут, повел товарищество параллельно дороге. Пора было наматывать километры в сторону Руси.

– 11-

Не затеряться б

в этом мире...

Вон сколько звезд,

и как горят!

Надежда Дегтярь

Он без устали, как двужильный, не отвлекаясь на мелочи, тащил за собой уставших, спотыкающихся, штурмующих заросли и поваленные стволы берез и осин людей. Наверняка найдется человек в стане печенежского шалмана, который твердой рукой возьмет руководство погоней, заставит голубоглазых бестий юга, сунуться в лес и гнаться, гнаться за добычей показавшей матерые клыки вроде бы из беззубого рта. Должен найтись! Сколько они могли пройти? Солнце показывает вечернюю пору. Километров двадцать отмахали.

– Удал, передохнуть бы?

– Скоро, дед, скоро!

– Мочи нет! Стар я для таких маршей!

– Потерпи!

Местность как-то изменилась, шли уже не по бурелому, но и лесопарком такой пейзаж не назовешь. Добрались до крохотного озерка, судя по сваленным стволам деревьев у самой воды и характерным отметинам на коре и древесине, облюбованного семейством бобров. С разбегу плюхнулся на пятую точку выжатого до капли организма.

– Привал!

– О-хо-хо! Слава тебе Велесе, не дал помереть страшной смертью от замыслов молодого глупака!

– Ф-фух!

Все как один лежали переводя дух, не решаясь пошевелить натруженными конечностями. Да-а, загнал мужиков! Распорядился:

– Ночуем здесь у воды.

Стемнело. Весело заплясал огонь в костре, пожирая сухие ветки и дрова. Запах жареного мяса, встал над низиной, когда-то бывшей пойменным лесом. Третьяк, оклемавшийся быстрее остальных, заполевал неподалеку двух сроду непуганых бобров средних размеров. Мясо пошло на "ура". Его, горячее рвали зубами, с аппетитом глотая, почти не жуя, казалось, не замечали отсутствие соли. Первым наелся дед, лежал на спине неподалеку от костра, сыто переваривал пищу. То ли от переживаний, то ли от того, что изголодался по такому деликатесу, Углеша точил продукт дольше всех. Присев рядом, нависнув над его головой, Удал заметил:

– Не удивлюсь, если после следующего ломтя протянешь ноги.

– Это как?

– Хм, да просто. Обожрешся и здохнешь!

– Правду баешь, - откликнулся Сом.
– У нас в сотне, когда в Берестье стояли, один вой вот так же помер.

– Не-е, - не согласился с товарищем Третьяк.
– Тот, который в Берестье, он просто куском мяса подавился.

– Но ведь помер?

– Это да-а!

Несмотря на мытарства ушедшего дня, сразу не заснули, тихо сидели у костра, смотрели на горящий огонь. Выставлять дозорного на ночь не стали. Смысла нет. Степняки не отработали на сегодня алгоритм действий после случившихся потерь. Нужно отоспаться всем, а вот завтра все будет по-иному.

Дед вернулся от озерка, после марша отмачивал в воде старые натруженные ноги. Аккуратно уселся рядом с ним, покряхтел, видно решал, начинать ли разговор. Улыбка едва скользнула по молодым губам.

– Чего, дед?

– Да вот, спросить хотел. Вспомнил чего про себя?

– Какое там! Даже тумана в голове нет. А, что?

– Да все думки. Был бы ты постарше, решил бы, что ты тать. Уж очень сноровисто людями и деяниями управляешься. А сам жизни у людей отымаешь, так любо дорого поглядеть. Вести доходили, что не так давно в границах Переяславского стола разбойничий атаман кудысь делся. Мизгирем прозывался. Слыхал?