Кризис доверия

Кузнецова Светлана Владимировна

Киру очень захотелось вернуться, облачиться в броню, взять автомат и отправиться причинять добро и справедливость, но он сдержался.

— Па-ша… — по слогам, раздельно произнес он. — Если тебе хочется повоевать, езжай в Штаты хотя бы или в Англию.

— Англосаксы, фу!.. — скривился тот.

— Но они же люди! И воюют против фангов. Или ты полагаешь, будто недостаточно героически? Больше торгуют, чем воюют, несмотря на превращение Техаса в ядерный полигон? Ну езжай в европы. Там террористических организаций по горлышко и больше. Уж найдешь, к кому примкнуть.

— У

нас граница перекрыта.

— Ага. Потому как там зверье взбесившееся, что с людской, что с фангской сторон. И оно же лучше всего демонстрирует идиотизм клише и ярлыков. Моя страна пошла по пути договора, компромиссов, общежития и ни к чему ее портить! Чего добивались проповедники?

— Хотели террора с нашей стороны. А это же статья?..

— Угу.

— Только скажи, что я зассал! — вызверился Паша.

— Это твоя аргументация, не моя. И чего дальше?

— В общем, ребята поддержали их, а не меня.

— Прелесть какая! То есть, мы сейчас спустимся в подвал и?..

— Сбор проходил не у нас, в Ясенево. Пришло несколько ячеек, представители от моралистов были, в общем…

— Все отморозки.

— Да! То есть… — Паша смутился. — Нет, конечно. Все бойцы за человечество. В общем, в Москве ожидаются погромы: рестораны, бордели, донорские центры. Я, конечно, потом сказал своим, чтобы не лезли.

— Но не послушали, — Кир не спрашивал, утверждал.

— У нас собрание должно было начаться час назад. В подвале. Не одна сука не пришла.

— Звонил?

Паша кивнул.

— Послали?

Он промолчал, но и так все было ясно: местный фюрер лишился поддержки и побежал за помощью к своему главному врагу.

— И что?..

— Я знаю, где они соберутся. Сегодня. Как раз через полчаса. Нужно же все организовать, выступить единым фронтом, ну ты знаешь…

— Раньше для такого использовали социальные сети.

— Выследят же!

Кир кивнул.

— И ты пришел их всех сдать.

— Я не хочу угодить в тюрягу. И своим этого не желаю. Это ясно? А ты… ты же уже падаешь, совсем. Вначале пошел в полицию защищать фангов, теперь работаешь с ними. Еще чуть и ты начнешь убивать людей по указке фангов! А я не хочу, чтобы ты убивал. Это завершит твое падение!

— Ого! — Кир присвистнул. — Да ты о моей душе печешься? Напомню тебе, что я уже убивал. И людей едва ли не чаще, чем фангов.

— Нет у тебя души! Но ты убивал не по указке!

— По велению совести, — фыркнул Кир и полез за телефоном. — Говори адрес.

— Только не Михаилу Семеновичу!

Кир сбросил уже было выбранный номер.

— С этого места поподробнее.

— Это он раструбил о твоем сотрудничестве с фангами, — пряча взгляд сказал Паша. — Он еще отца информировал. И с журналистами связан.

— Ясно. Ну, идем.

— На сбор?

— Вначале к тебе, раз я уже дверь закрыл.

Глава 31

Елизавета Браун на экране смотрелась неплохо. В эфире она отыгрывала роль стервы и это было слишком заметно, чтобы казаться правдой; кто-то даже мог поверить, будто видит маску, которую всякий раз напяливает на себя молодая женщина в попытке

выглядеть успешной и напористой. В жизни реальной Елизавета Браун роль стервы не отыгрывала, а являлась оной на самом деле.

Впрочем, Кир относился к ней предвзято и прекрасно понимал это. Он не любил тех, кто лезет в чужую жизнь; а особенно, если кто-то пытается пробраться с черного хода, получив от ворот поворот в парадной. Именно Елизавета Браун раструбила о совместной работе фангского отдела и правоохранителей, закрыв тем самым возможность распутать ни одно дело. Мошенники, работавшие с парами человек-фанг, теперь стали гораздо осторожнее и первыми, предлагая многочисленные услуги, не шли на контакт.

— Мы находимся на месте сбора городских банд «зачеловеков», как они сами себя называют, — вещала журналистка. — Однако в обществе за ними давно закрепилось прозвание нацистскими группировками. Сегодня они собрались, чтобы выработать общую тактику в борьбе за права людей, — пауза, — по их словам. По официальному же мнению властей, здесь оговаривались планы по разжиганию террора против фангов и прочая преступная деятельность, которая, несомненно, коснулась бы всех жителей столицы.

Сборище проходило в одном из спальных районов. Смотря на экран, сходу было не определить, в каком именно. Елизавета Браун стояла на фоне стандартного цветника, каких в городе немало. Камера показывала саму журналистку, цветочки, привычный пейзаж из зелени, девятиэтажек и белесого неба, полицейский «УАЗ» и омоновца при всем великолепии облачения, полностью скрывавшего не только его лицо, но и половую принадлежность. Картинка профессионально притягивала внимание только-только переключившихся на канал зрителей, не давая никакой конкретики. Соберись группа морализаторов или кого другого примчаться помитинговать поблизости, чтобы отхватить порцию известности, а заодно повыть на тему «они же дети», «свобод» или «купленных фангами силовиков», просто не сообразили бы, куда именно выдвигаться.

— Напоминаю, что фанги в нашей стране считаются такими же гражданами, как и люди, — говорила Елизавета Браун. — И преступные действия против них неприемлемы! — пауза, дающая время проникнуться и осознать даже самым тупым. — О собрании стало известно бдительным местным жителям, которые обратились в полицию. Благодаря неравнодушным удалось вовремя пресечь преступную антифангскую деятельность и уберечь покой мирных людей, а город — от вероятных погромов.

— Мы пришли молиться! — проорал рядом некто в белой хламиде. — Братья и сестры, да не впадете вы во грех! Да отвернете стопы свои от существ нечеловеческой природы, ибо сказано…

Самопровозглашенного проповедника затолкали в автозак, кинувшемуся следом оператору преградил путь некто, одетый в броню.

«А вот нашим было бы лучше не светиться» — подумал Кир.

— Вы можете прокомментировать происходящее? — подскочила к нему Елизавета Браун.

Спросила бы она при таких обстоятельствах Кира, ох, он бы ответил — запикивать умаялись бы, а то и вырезать. Но боец оказался стоек и немногословен.

— Не мешайте работать, — произнес он неожиданно звонким голосом.