Кризис и Левиафан. Поворотные моменты роста американского правительства
Шрифт:
Подобно любым другим видам знания, технологию и идеологию следует изучать. Источником знания могут быть книжные хранилища (технические руководства или работы классиков общественно-политической мысли) или опыт. Технология опирается на опыт производства, идеология – на социально-экономический и политический опыт. Дискретные сдвиги в технологических или идеологических верованиях чаще всего отражают опыт экстраординарных событий: решающих экспериментов (обдуманных или стихийных) в случае технологии и общественных кризисов и политических реакций на них в случае идеологии. И в той и в другой области убеждений есть свои изобретатели и предприниматели: в технологии такие, как Уитни, Эдисон и Форд, а в идеологии такие, как Смит, Маркс и Кейнс, проложившие путь к радикальному переформатированию убеждений и практик.
Рассматриваемые в широкой перспективе, идеологические и технологические изменения развиваются в условиях конкуренции. В каждый данный момент происходит противостояние альтернативных видов теории и практики: линии электропередачи переменного или постоянного тока, организация экономики
Рассмотрим сначала зависимость от предшествующего пути в области технологий. При повсеместном использовании капиталоемких производственных технологий развитие, скорее всего, примет форму их совершенствования. Эта тенденция задает системе определенное направление. (Разумеется, любой процесс обучения подвержен воздействию экзогенных, или случайных, потрясений, а потому не всегда приводит к однозначно заданному результату [180] .) Если, например, труд становится относительно более дорогим, производители будут стремиться заменить трудоемкие технологии капиталоемкими. Опыт использования новых капиталоемких технологий ведет к пониманию того, как их усовершенствовать. Научные открытия повышают преимущества капиталоемких технологий, что ведет в том же направлении – к дальнейшему вытеснению трудоемких методов производства [181] .
180
Karl R. Popper, The Poverty of Historicism (New York: Harper Torchbooks, 1964) [Поппер К. Нищета историцизма. М.: Издательская группа «Прогресс», 1993]; Ronald A. Heiner, „The Origin of Predictable Behavior,“ American Economic Review 83 (Sept. 1983): 560–595.
181
David, Technical Choice, pp. 60–86; Nadiri, „Some Approaches,“ p. 1148.
Подобное автоусиление мы можем наблюдать и в процессах идеологических перемен. Представим, например, что в ходе глубокого социального кризиса командно-административная система вытесняет свободный рынок. Опыт жизни в условиях нового режима породит разнообразное новое знание. Государственные плановики и бюрократы до известной степени усовершенствуют средства манипулирования экономикой: появятся новые информационные системы, правила размещения ресурсов, процедуры разрешения споров между ведомствами и устранения рассогласованности планов. Эти улучшения сделают практику управления менее оскорбительной для проигравших. Тем временем изучение того, как усовершенствовать работу рыночной системы, более или менее прекращается, потому что большой отдачи этот сектор уже не сулит.
Граждане также усваивают, что их прежние представления о невозможности или опасностях правительственного контроля оказались беспочвенными. Правительство может решать, кто может использовать алюминий, сталь и резину, какие потребительские товары не следует производить в условиях кризиса и т. п., но оно не отменяет свободу вероисповедания и не национализирует средства массовой информации. Всеобщие выборы проходят в сроки, предусмотренные законом. Многие из предостережений консерваторов об ужасах, к которым все это приведет, воспринимаются как преувеличение и массами, и элитами.
В то же время многие обнаруживают, что нет худа без добра. Командная экономика открывает новые возможности для карьеры, причем не только в рядах бюрократии, но и на сохранившихся островках «рыночной» экономики. Те, кому удалось занять привилегированные позиции, не только ценят личные преимущества своего положения, но и начинают воспринимать весь механизм государственного регулирования как дело по преимуществу благотворное. Как выразился Карл Сэндберг, «когда возишься с медом, смолой или навозом, что-то всегда прилипнет к пальцам» [182] . Вот так по разным причинам многие научатся любить или по меньшей мере терпеть, не протестуя, социально-экономическое и политическое устройство, которое поначалу воспринималось как зло неизбежное и, конечно же, временное, ставшее необходимым вследствие глубокого социального кризиса [183] .
182
Carl Sandburg, The People, Yes, 1936.
183
Гай Питерс и Мартин Хейслер говорят другим языком, но примерно о том же: «Реакция на исполнение множества надежд граждан со стороны современного государства благосостояния [sic] легитимизировала вмешательство государства в рыночную экономику. Вмешательство зачастую начиналось в виде временных мер или ad hoc реакции на кризис, либо
Тем временем правительство, разумеется, активно работает над оправданием своей политики, превознося ее достоинства и выгоды и умаляя ее издержки и недостатки.
Политики разливают из бочкиВсе новые порции лжи,А их восхваляют за благую мудрость [184] .Пропагандистский огневой вал всегда накрывает какие-то цели, пусть даже самых простодушных или благочестиво патриотичных, – возможно, сбившихся в огромную толпу [185] .
184
Robinson Jeffers, „Cassandra,“ 1948. (Прошу прощения за то, что поменял местами строчки. – Р. Х.)
185
Knight, Freedom and Reform, p. 236; Karl, Uneasy State, pp. 39–40, 106–107, 114,172,216.
Затем в результате социального кризиса и сопутствующего движения к Большому Правительству происходит дискретный идеологический скачок. Именно так, по словам Самнера, «эксперимент проникает в жизнь общества, и извлечь его оттуда невозможно».
Конечно, в идеологии возможны и попятные движения. Консерваторы, видя, как их ночные кошмары обретают плоть и кровь, могут удвоить усилия по распространению «Старинной веры» [186] и, возможно, не без успеха. Им, разумеется, несложно набрать массу убедительных примеров в поддержку своих аргументов. Из вкратце изложенной выше теории следует, что «прогрессивные» изменения идеологии перекрывают реакционные, но не стоит гадать о том, каким окажется будущее равновесное состояние. Какая из противоборствующих сил имела больший вес в американском опыте, покажет историческое исследование.
186
Отсылка к «Old Time Religion», старинному спиричуэлу последних лет рабства и Гражданской войны. По сей день является церковным песнопением в ритуалах протестантского Возрождения. – Прим. перев.
Заключение: как возникает эффект храповика?
Большое Правительство возникло в Америке ХХ века во время сравнительно кратких эпизодов великих социальных кризисов, т. е. войн и депрессии. Поэтому нужна теория, объясняющая: 1) почему с началом кризиса государство расширяет сферу своих полномочий по влиянию на принятие экономических решений и 2) почему послекризисное сжатие неполно, так что государство в результате оказывается больше, чем было бы, не случись кризиса. Таковы основные элементы теории, которая рассматривает рост правительства не просто как проявление некого тренда, а как исторический процесс, зависящий от пройденного ранее пути.
Фаза активации эффекта храповика отражает решения квазиавтономного правительства, откликающегося на настойчивое и расплывчатое требование общества «что-то сделать» с кризисом. Какую бы политику оно ни выбрало, платить придется тем, кто в правительство не входит. Чем выше издержки, тем меньше готовность народа их терпеть. Когда тяготы становятся труднопереносимыми, сопротивление граждан ставит под угрозу не только политику, но и нормально действующую представительную демократию, само государство. Предвидя эту реакцию, государство предпринимает шаги для сокрытия истинных издержек своей политики. Самое главное, оно заменяет (обнажающую издержки) рыночную систему с ее в высшей степени наглядным мерилом, деньгами, скрывающей издержки командно-административной системой размещения ресурсов.