Кризис совести

Франц Рэймонд

И он, и я, и Бог — мы все знаем, что я никоим образом не убеждал его посмотреть на все по–новому. Его убедили именно слова апостола в Библии, прочитанные в контексте. Когда мы потом случайно встретились, он сообщил, что с того момента все Писание целиком для него ожило и обрело гораздо большее значение.

Это может показаться странным, но если Свидетель Иеговы (не принадлежащий к числу 8800 и «помазанных») вдруг придет к выводу, что все слова Нового Завета — с Евангелия от Матфея до Откровения — действительно обращены к нему и на самом деле к нему относятся, не «заочно», но непосредственно и прямо, то откроется дверь для целого потока вопросов, на которые он так давно жаждал получить ответы, но не осмеливался задать.

Когда

я смотрю на то, что в последние годы было сделано для поддержания взглядов Общества, на все манипуляции фактами из Писания, я чувствую удовлетворение от того, что хотя бы до немногих донес слова Писания по этому вопросу несмотря на то, что это могло осложнить мое положение в организации.

4 марта 1980 года я подал заявление в Комитет по кадрам Руководящей корпорации с просьбой предоставить нам с женой длительный отпуск с 24 марта по 24 июля. Мы оба чувствовали, что по состоянию здоровья нам необходим продолжительный отдых. Я также надеялся, что за это время посмотрю, можно ли будет найти работу и жилье где–то в другом месте, если нам придется оставить деятельность в штаб–квартире. Все наши средства заключались в 600 долларах на банковском счете и купленной семь лет назад машине.

Сначала мы прошли полное физическое обследование, и оказалось, что я находился на грани серьезного сердечного заболевания.

Еще раньше, во время ассамблеи в Алабаме, мы познакомились со Свидетелем по имени Петер Грегерсон. Впоследствий он пару раз приглашал нас в город Гадсден (штат Алабама), чтобы я смог выступить в местных общинах. У Питера была небольшая сеть супермаркетов в штатах Алабама и Джорджия В 1978 году, во время «зональной поездки» мы в Израиле встретились с Питером и его женой и в течение двух недель путешествовали по библейской земле.

В то время Питер выражал серьезное беспокойство по поводу влияния на людей предсказаний о 1975 годе. По его мнению, со стороны Общества было бы огромной ошибкой, если бы они продолжали настойчиво говорить о дате 1914 года; что разочарование по поводу 1975 года будет ничтожным по сравнению с тем, которое возникнет, если Обществу придется отойти от этой хронологии 1914 года. Я признал, что его оценка была несомненно верной, и дальше мы в этот вопрос не углублялись.

Когда Питер узнал о нашем плане взять отпуск, он пригласил нас на некоторое время к себе и приготовил для нас передвижной домик, принадлежавший его сыну. Он предложил мне кое–какую работу у него во дворе, чтобы частично оплатить наши расходы и в то же время дать мне возможность заняться физическим трудом, рекомендованным врачами.

Отец Питера стал Свидетелем Иеговы, когда он сам был еще ребенком; с четырех лет родители брали его с собой на собрания. В молодости он стал «пионером» и даже после того, как женился, как родился его первый ребенок, он пытался продолжать эту постоянную деятельность и зарабатывал на жизнь, работая уборщиком [178] . Общество посылало его в «трудные» области в Иллинойсе и Айове, чтобы помочь там справиться с тяжелыми обстоятельствами и укрепить некоторые общины. В 1976 году он был в составе группы старейшин, приглашенных в Бруклин для того, чтобы обсудить положение дел с Руководящей корпорацией, а через несколько лет его попросили стать инструктором семинара для старейшин в Алабаме.

178

У них с женой было семеро детей и столько же внуков.

Однако приблизительно через год после этого семинара он решил отказаться от положения старейшины общины. Незадолго до этого он передал брату управление своей компанией и освободившееся время использовал для более глубокого изучения Библии. Его тревожили некоторые учения организации, и он хотел еще раз убедиться в правильности этих учений, укрепить свое доверие к религии

всей своей жизни (тогда ему было чуть больше 50 лет).

В результате произошло нечто совершенно противоположное. Чем больше он изучал Писание, тем больше убеждался, что в теологических положениях организации были серьезные ошибки. Он принял определенное решение. Как он сам сказал мне об этом: «Я просто не могу заставить себя стоять перед людьми и проводить занятия по вопросам, для которых я не вижу библейского основания. Я бы чувствовал себя лицемером, если бы так поступал, и совесть не позволяет мне этого делать». Хотя, впервые услышав о его решении, я уговаривал его передумать, я не мог отрицать правомерности его сомнений и не мог не уважать его убеждения и ненависть к лицемерию. Он пришел к своему выбору раньше, чем я.

Это был человек, которого организация впоследствии называла «нечестивым», таким, с кем нельзя было даже есть вместе. Как раз то, что в 1981 году я пообедал с ним в ресторане, и привело меня к суду и исключению из организации.

Именно в апреле 1980 года, пока мы находились в отпуске в Гадсдене, я впервые услышал о неких странных происшествиях в Бруклине. Начиналась ожидавшаяся буря.

ИНКВИЗИЦИЯ

«Когда Он говорил им это, книжники и фарисеи начали сильно приступать к Нему, вынуждая у Него ответы на многое, подтискиваясь под Него и стараясь уловить что–нибудь из уст Его, чтобы обвинить Его»

(Лк. 11:53–54).

Инквизиция (в одном из своих значений) — расследование личных убеждений и верований человека.

В историческом плане ее целью была не помощь человеку и не предоставление ему основания для рассуждений, а обвинение в преступлении, осуждение как еретика.

Часто для того, чтобы начать расследование, вовсе необязательно, чтобы человек подрывал основы, злобствовал или просто открыто высказывал свои взгляды: достаточно только подозрения. В конце концов, оказывается, подозреваемый не имел никаких прав: инквизиторы могли «копаться» даже в его частных разговорах с близкими друзьями.

Но свое отвратительное имя в истории испанская инквизиция заслужила не только ужасающими наказаниями. Этому способствовали также авторитарный подход и надменные методы расследования с единственной целью, которую так часто ревностно преследовал религиозный суд — обвинить в преступлении. Сегодня средневековые пытки и жестокие наказания запрещены законом. Но авторитарный подход и надменные методы расследования все еще могут практиковаться, оставаясь, по всей видимости, безнаказанными.

Я вспоминаю статью из журнала «Пробудись!» за 22 января 1981 года под названием «В поиске законных корней» («Searching Out Legal Roots»). В ней подчеркивались прецеденты из закона Моисея; кроме всего прочего там говорилось:

«Поскольку местный суд располагался у городских ворот, не было даже вопроса о том, быть или нет суду публичным (см. Втор. 16:18–20). Без сомнения, присутствие на суде публики побуждало судей к более справедливому и тщательному расследованию — тому, чего часто не происходит при тайных, закрытых слушаниях дела».

В публикациях Общество превозносило этот принцип, но в реальной практике он полностью отвергался. Как сказал Иисус, «они говорят, и не делают» [179] . Свидетельства показывают, что предпочитались как раз «тайные, закрытые слушания». На такие процедуры подталкивает только одно: страх перед силой истины. Такие методы служат интересам не справедливости или милости, но тех, кто стремится добиться обвинения.

179

Мф. 23:3.