Кризис средневековой Руси 1200-1304

Феннел Джон

171 и его люди якобы пытались собрать. Ратибору удалось убедить хана в злодеяниях новгородцев — вряд ли он мог подобрать более убедительный аргумент для татарских властей в Сарае, — и в помощь Ярославу было послано войско. Оно повернуло обратно на полдороге благодаря действиям Василия Ярославича, брата Ярослава, который отправился в Орду в сопровождении двух новгородских бояр. «Новгородци прави, — сказал он хану, — а Ярослав виноват». Хан поверил Василию и приказал войску возвращаться в Сарай. Новгородский кризис был вскоре разрешен вмешательством митрополита, и татарские войска не применялись для того, чтобы убедить новгородцев подчиниться Ярославу. И все же была сделана первая запись о том, что русский князь обратился в Орду за военной помощью [121] .

121

НПЛ, с. 88–89. В 1270 г. два татарских посла снова исполнили церемонию возведения (посаженая} Ярослава на новгородский престол. — См.: ГВНП, с. 11.

Три года спустя, в 1272 или 1273 году, два русских князя, Василий Ярославич, наследовавший после своего брата Ярослава

великокняжеский престол во Владимире, и сын Ярослава Святослав Тверской, сражались против княжившего в то время в Новгороде Дмитрия Александровича, объединив свои силы с татарскими отрядами. Это была полномасштабная война с Дмитрием и Новгородом. И снова присутствовал Амраган, «великий баскак владимирский». «Князь велики Василей Ярославичь… с великим баскаком володимерским… и со [своим зятем] князем Айдаром и с многыми татары царевыми воеваша Новгородцкиа власти (волости, земли) и возвратишася со многим полоном в Володимерь» [122] . В это же время другой татарский отряд под началом Святослава также атаковал район Новгорода. «Князь велики тферский Святослав Ярославич… иде с татары царевыми, и воеваша Новогородцкиа власти: Волок, Бежичи, Вологду, и со многимъ полоном возвратишася во Тферь» [123] . Давление было в самом деле столь сильным, что новгородцы заставили Дмитрия Александровича сдать город Василию. «Смутишася новогородцы, — пишет Никоновская летопись XVI века, — и бысть страх и трепет на них, гла-голюще: „Отьвсюду намъ горе! Се князь велики володимерский, а се князь велики тферский, а се великий баскак царев (ханский) с татары и вся Низовскаа (т. е. Суздальская) земля на нас"» [124] . Еще бы новгородцам не испытывать страха и трепета: дело ведь было не только в том, что создалось очень запутанное положение, — привлечение татарской военной помощи слишком хорошо напоминало те времена, когда князь воевал против князя с помощью печенегов, половцев и других степных кочевников в течение трех предшествующих столетий, что не в последнюю очередь способствовало губительному ослаблению Русского государства.

122

Только в Ник (ПСРЛ, т. 10, с. 151). Запись под 1273 годом — подробная и мало похожая на чисто литературный вымысел — отражает, вероятно, несохранившийся новгородский или тверской источник. Айдар также упоминается под 1269 годом (там же, с. 147) как зять Амрагана.

123

Снова об участии татар упоминается только в Ник (там же). Ср: НПЛ, с. 322.

124

ПСРЛ, т. 10, с. 151, Ср.: НПЛ, с 322.

Как бы нестабильность власти двух наследников Александра Невского ни доказывалась примерами нарастающего участия татар в русских делах, она еще ярче иллюстрируется теми огромными трудностями, с которыми оба они столкнулись на северо-западе — в Новгороде и в меньшей степени в Пскове. Как всегда, твердая власть над Новгородом была жизненно важна для каждого, кто правил во Владимире, — жизненно важна для экономики Суздальской земли и жизненно важна для обороны северо-западных границ, — а события последних пятидесяти или около того лет показали, как трудно зачастую было великому князю добиваться и сохранять эту власть. Правда, Ярослав Всеволодович и его семья начиная с 1233 года были признаны единственными поставщиками князей для Новгорода: никогда больше не стоял вопрос о том, чтобы призвать или принять кого-либо из представителей других княжеских родов, даже из числа других потомков Всеволода III. И действительно, великий князь всегда добивался успеха за счет грубого военного давления. Но снова и снова стычки между ведущими новгородскими родами, или недовольство деспотичным правлением, или несогласие по вопросам обороны земли приводили к внутреннему сопротивлению и вынуждали очередного великого князя покидать город.

Если в первые тридцать лет XIII века мы фиксируем признаки движения к независимости Новгорода, то во вторые тридцать лет новые настроения стали очевидными — они выражались в решительных попытках сопротивления наиболее невыносимым проявлениям княжеской власти. Как было показано в предыдущей главе, Александр Невский при всем своем влиянии и опыте в новгородских делах испытывал огромные трудности в осуществлении твердой власти над городом; только благодаря поддержке «великих» бояр ему удалось разрешить кризис 1255 года, и только за счет военной силы (и угрозы военных репрессий со стороны татар) он преодолел последовавшие в 1257 и в 1259/60 году кризисы.

И все же при всем очевидном стремлении новгородцев ограничить княжеские полномочия и твердо противостоять его власти еще слишком рано говорить о Новгороде как о «республике». Правда, договорные отношения между великим князем и городом возникли не позднее времени княжения в Новгороде Ярослава Всеволодовича, если не еще раньше. Но тем не менее влияние князя на военные, юридические, экономические и административные вопросы жизни Новгорода в течение большей части XIII века было еще столь существенным, что, воспользовавшись выражением выдающегося историка Новгорода В. Л. Янина, можно говорить только о «двоевластии», о каком-то разделении власти между городом (посадник, тысяцкий), архиепископом и князем. Однако для того, чтобы понять, в какой степени была ограничена власть великого князя во второй половине XIII века, необходимо изучить отношения между Владимиром и Новгородом во время правления Ярослава Ярославича и Василия Ярославича.

В течение последних трех лет правления Александра Невского в качестве великого князя и почти целого года после его смерти Новгород не знал никаких внутренних неурядиц. Никто не пытался прогнать князя. Летопись сообщает нам прозаические (если не считать военных действий в 1262 году) данные о жестоких морозах, строительстве и ремонте церквей и о разрушительном пожаре — обычные события, которые летописец имел обыкновение записывать в спокойные времена или когда ничто во внешнем мире не вызывало его любопытства. Когда Александр в начале 1260 года закончил перепись, он чувствовал достаточную силу,

чтобы оставить юного сына Дмитрия в княжеских палатах в качестве символического представителя в напоминание новгородцам о своем близком присутствии в Переславле или Владимире. И хотя новгородский летописец сообщает, что Дмитрий возглавлял в походе крупное соединенное войско, захватившее Юрьев осенью 1262 года, фактическим главнокомандующим был брат Александра Ярослав, а последовавший договор с немцами подписал сам Александр [125] .

125

НПЛ, с. 312; ГВНП, № 29, с. 56–57.

Не только горькая память о не лишенном смысла обращении Александра с новгородцами во второй половине 50-х годов XIII века охраняла внутренний мир в Новгороде с 1260 по 1264 год, но также и то, что Михаил Федорович, ставший в 1257 году посадником вместо убитого Михалки Степановича, возглавлял исполнительную власть в городе в течение последних трех лет жизни Александра. В качестве предводителя «великих» бояр он помогал Александру заставить новгородцев подчиниться татарской переписи в 1260 году, а его сын — заметим, по приказу Александра — защищал татар по ночам от нападений горожан. Неудивительно поэтому, что с марта 1260 по март 1261 года «бысть тишина все лето», если воспользоваться летописным клише, обозначавшим бедный событиями год, и в течение последовавших трех лет ничто не тревожило мир в этом городе [126] . Оппозиция не могла поднять головы.

126

НПЛ, с. 83, 311.

Известие о неожиданной смерти Александра должно было достичь Новгорода в конце ноября 1263 года. Тем не менее в течение еще почти года ничего не изменилось: очевидно, Михаил Федорович и его правящая группировка выжидали, кому будет пожалован ярлык на великое княжение: Андрею Ярославичу, старшему из выживших братьев Александра, или Ярославу Тверскому. Осенью 1264 года они узнали имя великого князя. К тому времени Андрей уже умер (ни одна летопись не указывает причину или обстоятельства его смерти, приводится только год— 1264-й) [127] , и ярлык получил Ярослав. В сентябре он вернулся из Сарая и был торжественно возведен на владимирский престол представителем хана. Присутствие в Новгороде Дмитрия, племянника нового великого князя, теперь могло быть только помехой для посадника и его сторонников. Новгородцы знали Ярослава: десять лет назад он был приглашен противниками Александра, «меньшими» боярами, княжить в Новгороде, и теперь Михаил Федорович не имел ни малейшего желания обострять противоречия ни со своими политическими противниками в городе, ни с новым великим князем, что неизбежно бы произошло, если бы он продолжал предоставлять убежище сыну Александра. Склонный к сотрудничеству и благожелательный правитель во Владимире был предпочтительнее, нежели раздоры между боярами или намечавшаяся борьба, возможно, даже открытые вооруженные столкновения по вопросу о том, кто будет князем в Новгороде. Они выпроводили Дмитрия, «выгнаша новгородци князя» — так сообщает местный летописец; «зане князь еще мал бяше» — выдвигалось в качестве причины. К Ярославу была отправлена делегация в составе сына посадника и «лучших бояр» просить его быть их князем. Он с готовностью согласился, и 27 января 1265 года новгородцы посадили Ярослава на престол [128] . Вскоре после этого он взял в жены дочь одного из местных бояр [129] .

127

ТЛ, с. 328 (заметим, что в Л отсутствуют записи с 1263 по 1284 г.).

128

НПЛ, с. 84, 313.

129

ТЛ, с. 328.

Первое время своего правления в Новгороде Ярослав целиком был занят составлением проекта договора с городом. Трудно точно указать дату, когда закончились обсуждения и были произнесены клятвы с каждой стороны, но текст этого договора — самый ранний из сохранившихся документов такого рода [130] — убеждает нас, что новгородцы не теряли времени даром, оказывая давление на Ярослава, с тем чтобы он принял их условия. По нашему мнению, это было не первое соглашение, заключенное между князем и Новгородом; в самом первом пункте оговаривается, что Ярослав «целует крест» на тех же условиях, что и его отец. И действительно, в более поздних соглашениях (1267 и 1269 годы) упоминаются предыдущие договоры, которые заключали его «деди и отец». Трудно, конечно, определить, какие именно пункты относительно объема княжеской власти внесены в 1265 году в новое соглашение. Однако очевидно, что договор с Ярославом носит более ограничительный характер по сравнению с неизвестными нам ранними документами этого рода: трудно представить Александра Невского или Ярослава Всеволодовича соглашающимися на все, на что Ярослав Ярославич был вынужден согласиться. Из текста договора с Ярославом Ярославичем ясно, что Александр обходился с новгородскими владениями достаточно бесцеремонно: «А что твои брат (Александр) отьяль был пожне (луга) у Новагорода, а того ти, княже, отступитися».

130

Напечатано в: ГВНП, № 1, с. 9—10.

Помимо того, что новгородцы вынудили Ярослава принять условия предыдущих соглашений, они настояли еще и на том, что князь не должен вмешиваться в дела города и его независимых волостей, дотошно перечисленных в договоре. Никакая часть новгородской территории не могла быть присвоена князем, никакая земля не могла быть отдана им кому-либо, и вообще любой вопрос о владениях Новгорода не мог решаться без согласия посадника. Высылка новгородских граждан в Суздальскую землю была строго запрещена, равно как и то, чтобы князь, его жена, его бояре и его дворяне владели или управляли любой территорией, признанной составной частью новгородских волостей.