Крокодилова свадьба

Лукьянов Денис Геннадьевич

Диафрагма толкнула в бок женщина, сидящая на первом ряду.

– Можно потише! – зашипела она. – Все-таки, это гениальный спектакль! Переосмысление классического произведения на современный лад…

– Какого конкретно произведения? – уточнил Диафрагм.

– Всех сразу! В этом-то и прелесть. Заметьте, все начинается с конца – как интересно и, главное, держит интригу!

– Готов поспорить, что этот парень будет мстить родному дядьке.

– Тсс! Да помолчите вы! И перестаньте щелкать соей… щелкалкой

– Обращайтесь

к режиссеру, – фыркнул Шляпс. – Можно было подумать, прежде чем заказывать люминографа.

– Ой, вы что, делаете эти самые картинки

Диафрагм решил промолчать.

– Надо будет обязательно обратиться к вам после представления. А сейчас помолчите и наслаждайтесь!

– …не знаю, куда рок меня в итоге принесет! Но до того он нес меня сюда и только. Взирайте же на то, что было! – актер закончил монолог, полный глубинного, важного, но непонятного смысла, и легким движением руки сорвал с себя блестящий костюм – под ним оказался только голый торс. Потом мужчина встал на четвереньки и погрузился в дым, который своими несуществующими ручонками дотрагивался уже до колен актера.

Загремела напряженная музыка – оркестр очень умело спрятался за сценой. Музыканты затрубили так громко, что по креслам прошлась легкая вибрация.

А потом – началось шоу.

Из умело спрятанных на сцене машин стали вырываться клубы дыма в форме черепов, которые зеркалами и магическими фонарями окрашивались в призрачно-зеленый. Оркестр буквально хрипел всеми духовыми инструментами, какими только можно было – сцена стала похожа на трухлявого мертвеца, с громким кашлем восстававшего из могилы.

Актер, переодевшийся в какой-то рваный балахон, вынырнул из-под зеленой пелены, выпрямившись.

Оркестр загремел сильнее. Из-под сцены с шипением полетели искры, вырвались столбы пламени, раздались звуки слабых взрывов. Пиротехника сработала на полную катушку.

Хотя должна была работать лишь вполсилы.

В хаосе звуков Шляпс смог спокойно сделать несколько люминок.

Актер заговорил:

– Когда я, обычный сын отца, племянник дяди…

Фонтаны искр зашипели с большей силой и ударились о потолок – пламя последовало их примеру. Худенький мужчина неуверенно посмотрел на такие спецэффекты, но продолжил монолог.

Правда, актера уже не было слышно: все искрилось, хрустело, шипело и издавало другие режущие слух звуки.

А потом…

В общем, в любом уважающем себя театре должна быть огромная люстра, которая, как говорят, висит под потолком уже несколько веков. Она обязательно должна быть громоздкой и жутко тяжелой – иногда ей стоит покачиваться и слегка поскрипывать, чтобы приводить гостей в восторг.

Еще такая люстра должна висеть аккурат над зрительным залом.

И падать при малейшем происшествии, будь то затаившийся полтергейст оперы или просто плохо прикрученные болты.

Пламя заметалось уже по сцене, а искры кривыми струями начали расстреливать

весь зал, взмывая до самого потолка.

Зрители пребывали в восторге, актер – в шоке, а Шляпс просто снимал все это действо. Получались какие-то невнятные картинки – но его просили делать побольше люминок, пусть получают.

Что-то заскрежетало. Зрители подняли головы.

Огромная люстра заскрипела, а потом…

Нет, она не упала – но магические лампочки заискрились и стали трескаться, снегопадом из осколков осыпаясь вниз.

Люминограф щелкнул все это и вовремя отпрыгнул в сторону, потому что сверху посыпалось что-то еще. Диафрагм Шляпс крепко схватился за свой светопарат – тот, как назло, выскользнул из рук, полетев по кривой в сторону сцены.

Заморозим этот кадр – пускай светопарат замрет в минуте от своего рокового и смертельного падения – и вернемся к нему позже.

Глиццерин Пшикс долго стоял за сценой, надеясь, что все будет хорошо, даже скрестив для этого пальцы. Все знают, что скрещенные пальцы – залог успеха. Можно еще пробовать держать кулачки, но это вышло из моды где-то дюжину лет назад.

Только вот события, видимо, придерживались другой позиции – для них скрещенные пальцы были сигналом к действию.

Сначала пиротехнику не понравилось, как зашумели дым-машины – было в этом звуке что-то стонущее. Но Глиццерин махнул на это рукой. Образно, ведь руки были заняты скрещиванием пальцев.

Когда из-под сцены забили столбы искр, Пшикс напрягся так сильно, что даже ворот его пиджака оттопырился еще сильнее – как кошкин хвост, приготовившийся к неприятностям.

Потом столбы пламени и искр стали слишком большими для этого эпизода постановки, и Глиццерин, плюнув на все скрещенные пальцы, ринулся на сцену, пока остальные таращили глаза.

Пробиваясь через клубы разнообразного дыма – сценического, дыма от искр, подпаленного потолка и светопарта, пиротехник выскочил на сцену и начал выключать механизмы.

Зрители ничего не заметили – дым уж слишком загустел.

Вообще, зрительный зал, особенно, если смотреть со сцены, превратился в настоящий рай для дымного наркомана, если такие вообще существовали. Тоненькие струйки цеплялись друг за друга и складывались в непроходимое полотно гипер-дыма, которое все разрасталось и разрасталось.

Когда начали биться лампочки, Глиццерин был уже у края сцены.

А вот теперь пора вернуться к застывшему кадру и разморозить его, хорошенько подогрев.

Светопарат, летящий над сценой, приземлился прямо на макушку Пшикса – тот успел схватить его и спасти от смерти.

Пиротехник даже не понял, что он поймал. Глиццерин просто вцепился одной рукой в этот неопознанный упавший объект, а второй нащупал люк, ведущий под сцену, и нырнул во мрак.

Мрак этот не оказался таким уж мрачным, вопреки всей логике.