Кролик на последней станции
Шрифт:
– Вот как.
– Вот так.
– Давай же, признайся, - вдруг кролик широко усмехнулся и стал похож на живую карикатуру.
– Ты злишься на меня. Тебе не всё равно. Ты злишься!
– Затянул он почти в блаженстве и всё себе усмехался.
Кира вдруг вытянулась по струнке и вздёрнула подбородок.
– Это было бы недостойно смотрителя Маяка, - с гордостью отрапортовала она.
– Может ты и выглядишь как человек, но ведёшь себя как мелкая зверушка.
– А ты, однако, умеешь кусаться, - следом присвистнул кролик и отступил.- Прямо до...
– И он ушёл.
Маяк продолжал стоять на месте, но сигнал его обшаривал фьорды и простирался ещё дальше. Он был везде, а меж тем маленькие боты шныряли туда-сюда и один из них наконец приобрёл прежний вид, когда согласно таймеру, снова включились все его отражающие панели. Водоросли сползли с гладкой белой поверхности и упали на траву, да там скоро и засохли.
Это был солнечный день и не менее звёздная ночь.
Д олгий-долгий мир
Они встретились до рассвета, когда все звёзды ушли, а до восхода солнца оставалось ещё добрых часа два. Кролик знал точное время, когда оно должно было подняться на горизонт. Благо, в его распоряжении оставались многочисленные измерительные системы Маяка. Будь его желание, он мог бы узнать, какова нынче скорость ветра на северном полюсе и как там оно с магнитными бурями у самого края воздушного пузыря. Но он знал, что солнце взойдёт через два часа, и это было важнее всего прочего.
На самом деле, самое-самое. Густая сизая пелена заволокла пространство от края до края, и голая круглая площадка под ним, предназначенная для Ухода, оставалась единственным светлым пятном в окружающем их пространстве. Маяк включил предрассветное освещение, слабые голубоватые огни зажглись на его верхушке и частично по стенам.
Теперь его вершина перестала теряться в синей горней дымке.
Кролик видел прямую спину Киры, сидящей тут же по центру площадки, и прошёл к ней, уселся рядом и сначала так же смотрел впереди себя. Однако долго так продолжаться не могло, через некоторое время он начал ёрзать и, в конце концов, не выдержал. Поворотился и принялся улыбаться. Тут уж бы и камень растаял, Кира обернулась к нему и посмотрела с доселе ему не ведомым выражением.
– Я вот тут что подумал, - начал кролик вдохновенно.
– Ты ведь знаешь, как меня зовут?
Она не замешкалась с ответом.
– Дитрих, - сказала Кира.
И ему почудилась улыбка в её голосе.
– Могла бы и раньше догадаться, - он хотел поворчать, но оно само сошло на нет.
– Я тут, знаешь ли, на выразительность исхожу, расточаю столь ценное обаяние...
– Что ж, приятно познакомиться, Дитрих, - и Кира протянула ему руку.
– Даже так!
– руку он пожал.
– Но у меня нет пушистого хвоста.
– Недостатки делают нас свободными.
– Так себе мнение для того, кто собирается Уйти Туда, - заметил Дитрих скорее уже по инерции.
–
При этих словах он пихнул её локтем в бок. Так и посидели, помолчали, а потом Дитрих заговорил, глядя себе вдаль:
– Это всё-таки ужасно несправедливо, - сказал он.
– Я всё надеюсь, что ты не такая хорошая, как я думаю; а ты надеешься, что я лучше - чем есть на самом деле. Но ни так, ни так не выходит. Хуже стать я просить тебя не буду, хотя мне очень до того охота, правда. А ты уже не попросишь меня стать лучше.
Глаза Киры встретили его взгляд в темноте, она молчала.
– Вот видишь, как так только случилось, загадка!
– Он ещё и издевается.
– Наверняка дело в моём нечеловеческом обаянии, и прочих достоинствах.
– Это уже прозвучало отлаженной, вычурной пластинкой.
Ну вот, теперь и ей в голову приходят все эти старые слова, которые по своему предназначению были призваны спрятать больше, чем показать. В бесконечных образах, в ярком блеске метафорического, такие широкие и большие. Поздние времена пришли к конкретике.
– Я ещё долго буду здесь, до самого последнего Уходящего, - произнесла Кира.
– А если этим последним уходящим буду я? Если из-за моего сопротивления ты долго не сможешь Уйти сама? Они ведь хитрые, эти твои Друзья, они побеждают нас самым большим из существующих оружий. Находят что-то, что больше нашего собственного эгоизма.
– Никто не будет тебя торопить, - сказала Кира.
– Но я не хочу уходить.
– Я понимаю.
– Но я не хочу и чтобы ты оставалась здесь вместо того, чтобы быть Там. Если уж тебе так хочется. А тебе ведь охота? Да?
– Не знаю, - он явно ждал от неё ответа.
– Наверно.
– Так ведь и знал!
– И... Дитрих.
– Да?
– Это ничего, что у тебя нет хвоста.
– Правда-правда?
– с надеждой спросил он.
– Что ж.
– И вроде бы успокоился.
– Я рад.
Так посидели, подумали каждый об одном и том же.
– Завтра прибудет новый Уходящий, - заговорила Кира и они разом поглядели вдаль, туда, где царила тишь да гладь. Даже море ещё не проснулось, лишь чуть плескалось волнами далеко-далеко внизу. Накатывало на берег мягкой рукой и оставляло призрачный след на сером песке.
– Во сколько?
– спросил Дитрих.
– В два часа дня.
– И мы его отправим куда нужно, - проговорил он.
– Её, - поправила следом Кира.
Хотя перед Уходом это всегда неважно. Так, необязательное уточнение для протокола.
– Её, - повторил Дитрих, - а сами...
– А сами останемся.
– Это ведь не должна быть вечность, - говорил Дитрих вместе с шумом волн, но его голос звучал по-над всем и уносился в межзвёздное пространство давно изученным светом, старой особой музыкой. Она одна останется здесь, когда все уйдут. Она одна заиграет голосами давно минувшего. И будут на веки вечные звучать эти слова и прозвучавшие в ответ.
– Просто что-то перед ней.