Кролик на последней станции

Nemo M L

Один из них привычно вернулся весь в водорослях, к тому же выключенными отталкивающими панелями. Он выставил "руку" и нажал на нужный участок двери. Проник внутрь образовавшегося прохода и подлетел к столику, красующемуся голой столешницей. Да водрузил туда самую большую раковину, какая только поместилась в его грузовом отсеке. Бот ещё покрутился на месте и полетел себе прочь, его дела здесь закончились.

К вечеру раковину заметила Кира. Она уже было собралась подойти ближе, но тут ощутила всё тот же взгляд, так похожий на хищный и отошла в сторону.

–

Что, даже не посмотришь?
– кролик не выглядел раздосадованным. Собственно говоря, весь его вид был на удивление спокоен. Сколько уже времени прошло с момента его трансформации? Полторы недели? Две? Эти дни падали как тяжёлые кирпичи и каждый из них вспыхивал в голове. Отмеривались, как отмеривается нечто недозволенное.

– Она хороша, - голос Киры звучал ровно, даже более того - профессионально вежливо.
– Когда-то очень давно мне удалось найти похожую, но в ней было ещё стекло.

Кролик слушал, больше сам её голос - чем слова, всё такой же выверенный.

– Морское стекло, удивительно, как оно сохранилось до сих пор. Очень гладкое, трёх цветов: оранжевое, синее и зелёное. Я так с ним ничего и не сделала, оно лежит где-то.

Кролик молчал. Теперь он сам походил на Друга с этим отстранённым истинным взглядом.

– Что, не нравится?
– вдруг спросил он.
– Обычно так на меня глядишь ты.

– Это не так.

– Ой ли?

Эта его старомодная манера говорить, она стала ещё заметнее. Была некая архаичность и в его жестах, несколько вырожденных. Кира знала, что такое предупредительность и элегантность, здесь же они приняли другие формы. И за каждым жестом стояло что-то ещё, что грозило вывернуться наизнанку с каждой секундой.

Люди, не признавшие Переход. Каждую секунду от них можно было ожидать чего угодно, обращения к древним архетипам, полного слияния с фетишистскими практиками и разные желания, давным-давно отмершие в современном мире. И если прочие упорствующие были просто как рудиментарные органы в общей системе Перехода, то этот всё время норовил извернуться и учудить нечто эдакое.

А ещё они напоминали рану, не желающую заживать. Кичащиеся своей...

– Почему ты даже если и смотришь на меня, то как... смотритель!
– и резок был его обвинительный тон. Кролик так и стоял, со сложенными руками, весь изображая крайнюю степень выразительности.

– Я и есть смотритель, как и ты, - важно заметила Кира, однако и сама в этот момент не удержала голос, и кролик в восторге ткнул в неё пальцем.

Ей пришлось про себя выругаться.

– Вот видишь!
– и он кинулся ближе.
– Всё изменилось! А я ведь ничего не сделал, ну ничего глобально плохого, - добавил он, вспомнив о забытых под её кроватью носках.
– И где же эти разговоры о смысле Перехода, о последних людях и этой твоей морали?

– Ты всегда говорил, что они навевают на тебя тоску, - сказала Кира.

– Навевают!
– взбеленился кролик.
– Но они у нас были. Почему теперь нельзя так, как раньше? Что? Неужели всё дело в том, что

я стал прежним, что молчишь?

Он и сам замолчал, а потом сказал тихо.

– Значит, кроликом я тебе нужен больше, чем человеком?

Куда делось всё его бахвальство и задиристость? Что-то усталое прозвучало в этом голосе и тяжёлое.

– Нет, дело кончено же не в том, - но она умолкла.

Конечно же в этом.

– Дай угадаю, почему это я не мог оставаться прежним?
– наступал на неё кролик, сверкая всё такими же тёмными глазами, только теперь они стали больше.
– Почему не мог быть маленькой пушистой зверушкой, такой с умильными ушками и мягким хвостиком, аккуратными зубками...

– Допустим, зубки у тебя были не аккуратными.

– Не столь существенно, - на миг в его манере держаться проскочили прошлые черты.
– Зубы у меня были и волне себе сносные. Ну признайся же, ты не просто раздосадована, ты злишься!

Радость ли проскользнула в его голосе?

– Ты злишься на меня, что я не запретил им менять всё бывшее. Что допустил всё это.

– Хватит.

– Ишь ты нет! Я, знаете ли, теперь полноценная личность не только внутри, но и - как сама видишь - снаружи. И могу уличить в абсолютной иррациональности ту, что так кичиться своим "разумным подходом к вещам".

– Прекрати меня передразнивать.

Кролику того только и надо было, и услышав, как изменился её голос, он на удивление умело передразнил и Кирыну манеру держаться, и даже говорить.

– Ах, мне так сложно привыкать к изменениям. Ах, так уж и быть, на одного маленького ничтожного кролика я соглашусь. Главное, чтобы он был действительно маленьким, ничтожным, и поместился в те крошечные ячейки своей жизни, которые я ещё в состоянии уделить для кого-то рядом. Ведь это так сложно, чтобы кто-то просто был подле. Но кролик, ладно, уговорили, он маленький и пушистый, его я стерплю и даже...

– Что?
– тут уж Кира выступила вперёд. Смущаться она не привыкла и ткнула в него пальцем в ответ.
– Давай же, продолжай, обвинять нужно до конца.

– Да, я именно что обвиняю тебя!
– надулся он.
– Я ведь тоже к кое-чему привык, я ведь тоже... Здесь у каждого своя катастрофа, у кого погромче, а у кого тихая. Но это так нечестно, именно теперь, когда я - это Я, делать то, что ты делаешь. Ладно, формулировка оставляет желать лучшего, но клянусь, ты меня прекрасно поняла!
– Закончил он на шумном выдохе.

И архаичные формы верований. Вера.

– Это нечестно, - упрямо повторил кролик.
– Найти что-то, когда уже поздно. Я ради тебя обратно в пушистую зверушку превращаться не собираюсь.

– Никто тебя в зверушку и не обратит, - почуяв привычную почву под ногами, сказала Кира.
– Ты уже достиг нужной степени осознания себя и окружающего мира, по крайней мере, так посчитали в Центре. Обратная трансформация недопустима по регламенту.

Тон её стан почти наставническим.

– Это было бы дико, совсем в духе прежних времён.