Кронштадт-Таллин-Ленинград. Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг.
Шрифт:
25 марта. Четверг
После завтрака получил все необходимые документы, распрощался с соседями по палате, с персоналом отделения и вышел на улицу. Я уже твердо решил, что пойду не на корабль, а к дяде на Кондратьевский, а вечером, если дойду и если там все живы, то передам свои сухари, чего-нибудь перекушу и обратно.
Маршрут наметил простой: от госпиталя по южной набережной Фонтанки, где в случае обстрела менее опасно, до проспекта 25 Октября, с него по Литейному до Финляндского вокзала, а от него по ул. Комсомола и по Кондратьевскому до 5-ти углов. День выдался пасмурный, тихий, теплый – примерно 2-3 градуса тепла. Налетов немцев не должно быть. А вот к обеденному артналету
К моему удивлению, уже на первом километре почувствовал вялость и слабость в ногах. Впечатление, что ноги не мои, а чьи-то чужие и я должен их с усилием переставлять. Стало даже жарко, и я расстегнул верхние пуговицы на шинели. Пришлось каждые 5-6 минут останавливаться и отдыхать, облокотясь на парапет Фонтанки. Меня никто не обогнал, а встретилось только несколько человек. Я обратил внимание, что редкие прохожие идут примерно с такой же скоростью, как и я, периодически останавливаясь для отдыха. Справа возвышались корпуса каких-то заводов, а с противоположной набережной, на которой были жилые дома, в нескольких местах люди спускались на лед с ведрами, чайниками и набирали воду в полыньях. В начале пути я надеялся, что постепенно разойдусь. Просто месяц почти не ходил. Но прошло уже больше часа, а ноги мои могли только плестись.
Все же артобстрела избежать не удалось. Когда я подходил к Лермонтовскому проспекту, т.е. был на траверзе Балтийского и Варшавского вокзалов, в их районе начали рваться снаряды. Минут через 20 немецкую батарею наши заставили замолчать.
До проспекта 25 Октября доплелся только к часу дня. Три часа добирался!
К Литейному мосту полз еще час. Заметил, что с набережной у Литейного моста идет тропинка по заснеженной Неве на другой берег и выходит на противоположный берег значительно правее сквера перед Финляндским вокзалом. Это хорошо, т.к. срезается большой угол и путь мой сокращается метров на пятьсот.
К дому №51 у 5-ти углов я добрался, когда уже начало смеркаться. Сел в парадной отдышаться перед подъемом на второй этаж и думаю: а если дядя и тетя умерли, что мне делать? Обратно я сегодня не дойду. Впрочем, если они и живы, то все равно сегодня не дойду.
Нажимаю на кнопку звонка три раза. Молчок. Даю три длинных звонка. Молчание. Догадываюсь: в их районе, наверное, нет света и надо стучать. Стучу не очень сильно. Вдруг голос тети: «Кто там?» Вхожу. «Ты откуда? И почему так поздно? Павел, это Володя пришел!» В прихожую выходит дядя Павел: «Ну, раздевайся, рассказывай, что случилось?»
Разделся, выложил из противогазной сумки завернутые в газету белые и черные сухари, наверное, килограмма полтора, и граммов 150 сливочного масла – всё что сумел накопить за последние две недели.
Тетя Маруся поставила чайник на примус, а потом подогрела что-то темное, пахнущее картошкой. Это оказались картофельные очистки.
Она рассказала, что поздней осенью – в октябре и в начале ноября жители ближайших домов выкапывали картошку на огородах, которые я видел в середине июня между домами и на пустырях. Многие огороды к осени оказались без хозяев – они в большинстве были эвакуированы. В ноябре выкапывали уже замерзшую картошку, промытые очистки варили и жарили, а из остальной картофелины делали крахмал для блинчиков и оладьев.
«Красный Выборжец», на котором работали и дядя, и тетя, стоит, т.к. нет электроэнергии. Оба они в дружине и периодически дежурят на разных объектах на заводе, тушат «зажигалки» и пожары. В их дом пока не попала ни бомба, ни снаряд. Вообще, их район мало пострадал. Оба, конечно, сильно похудели. Часов в 9 уложили меня спать на кушетке, чтобы завтра мог пораньше выбраться на корабль.
26 марта. Четверг
Проснулся
В проходной завода я был в 12.30. Пропустили без лишних разговоров. В ковше все по-старому. Какое-то странное чувство испытываешь, когда подходишь к своему кораблю. Наверху особых изменений не видно, только под спардеком «сарай» сломали, а на крыльях спардека, рядом со шлюпками, установлены два ДШК. Кран работает, снимает с машины 76-мм орудия. Это для нас.
Спускаюсь вниз и прямо в гальюн. Как-то кажется, что вся жилая палуба стала другой. Более новой, хотя никаких изменений и нет. Даже краска все та же – охра, но от нее я отвык, вот и кажется все по-чудному. Захожу в кубрик. Тоже как-то непривычно. Весь белый-белый. Покрасили. Здороваюсь с ребятами. Раздеваюсь. Спрашиваю – нет ли новых «жильцов» в кубрике. Нет, только Жентычко перебрался на мою койку.
Открываю рундучок – в основном все на месте. Нет только 9- тн пачек «Звездочки» – это минимум 600 рублей, эстонской пасты для чистки бляхи и кое-какой мелочи – ниток, иголок и пр.
Заглядываю в шкаф – большие изменения: в верхней части сделана полочка и на ней кружки, миски, ложки, хлеб. В общем, все наши принадлежности для еды. Шкаф запирается на ключ. Удобно- то удобно, но как мне теперь шинель вешать и другое барахло?
На двери кубрика висит перечень звонковых сигналов тревоги и их характер. Боевая тревога – один короткий и один длинный звонок в течение 30 секунд; учебная тревога – два коротких по 1 сек и один длинный; аварийная тревога – 25-30 коротких звонков; аврал – 15-20 раз поочередных звонков по 3 и 1 сек.
Отдал доктору лечебный листок, а остальное – прод. аттестат, денежный и вещевой – писарю. Писарь посмотрел – написано, что снят с довольствия 25-го, подписано тоже 25-го. Одним словом я выписался 25-го, а сегодня то 26-ое. Я должен был явиться на корабль до 12 ночи 25-го. Где я был 13 часов?
Я объяснил, что ночевал в госпитале. После долгих споров вынужден идти обратно в госпиталь, чтобы там заверили, что я выбыл 26-го.
А кто мне будет это заверять?
Вспомнил, что наш доктор спросил, взял ли я свою лечебную книжку. Узнав, что мне ее не давали, сказал, что сам зайдет при посещении наших в госпитале. Вот это для меня зацепка. Пришел в свой павильон и спросил старшую сестру. Она в 3-м павильоне. Я туда, а ее там нет, но сказали, что свою лечебную книжку я могу получить в медицинской канцелярии, куда отдана и моя история болезни. Нашел я эту канцелярию. Моей лечебной книжки у них нет. Опять в свой павильон. Наконец-то нашел старшую сестру. После долгих поисков лечебную книжку нашли. Попросил старшую сестру заверить, что я вышел от них 26-го. Но она, оказывается, не может. Начальник отделения – тоже. Дело дрянь. 13 часов не был в части – это дезертирство и под трибунал.
Пошел к дежурному врачу. Пока ждал его, прошло порядком времени. Примерно в половине третьего донеслись разрывы снарядов в районе Балтийского завода. Обстрел длился не менее получаса. Корабли, которые там стоят, здорово досаждают немцам. За время ожидания и под гул разрывов пришла идея – написать на справке внизу: «Выписан из госпиталя 26 марта». Врачу только свою «закорючку» поставить. Пришел дежурный врач и, не долго думая, поставил свою «закорючку» и сказал, что надо его подпись заверить печатью в администрации. После долгих поисков нашел администрацию. Там только писарь-краснофлотец. Узнав, что мне нужна печать, сразу же её поставил. Уфф!