Крошка Доррит. Книга 1. Бедность
Шрифт:
— Милая Флора, ведь мы уже решили этот вопрос! Вы совершенно правы.
— Понятно, что вы так думаете, — возразила Флора, — вы так холодно относитесь к этому, если б я не знала, что вы были в Китае, я бы подумала — на северном полюсе. Дорогой мистер Кленнэм, вы во всяком случае правы, и я не могу вас упрекать, но относительно Дойса и Кленнэма мы услыхали только от Панкса, потому что здесь папина собственность, а не будь Панкса, мы так бы и не узнали никогда, я уверена.
— Нет, нет, не говорите этого.
— Что за глупости — не говорить этого, Артур, — Дойс и Кленнэм — это проще и не так трудно для меня, как мистер
— Но я отрицаю это, Флора. Я намеревался вскоре навестить вас.
— Ах, — оказала Флора, тряхнув головой, — полноте! — и снова подарила его прежним взглядом. — Как бы то ни было, когда Панкс сообщил нам об этом, я решила, что тетка мистера Финчинга и я должны пойти навестить вас, потому что, когда папа сказал мне о ней — это случилось раньше — и прибавил, что вы заинтересованы ею, то я сейчас же подумала, отчего же не пригласить ее вместо того, чтобы сдавать работу посторонним.
— Вы говорите о ней, — перебил Артур, сбитый с толку, — то есть о тетке мистера Финчинга?..
— Господи, Артур, — Дойс и Кленнэм — гораздо легче для меня, — кто же слыхал когда-нибудь, чтоб тетка мистера Финчинга занималась шитьем и брала работу поденно!
— Брала работу поденно? Так вы говорите о Крошке Доррит?
— Ну конечно о ней, — подхватила Флора, — и из всех странных имен, какие мне приходилось слышать, это самое странное, точно какая-нибудь дача с турникетом [66] , или любимый пони, или щенок, или птица, или что-нибудь из семенной лавки, что сажают в саду или в цветочном горшке.
66
Турникет — устройство в виде вертящейся крестообразной рогатки, устанавливаемое в проходах для пропуска людей по одному.
— Стало быть, Флора, — сказал Кленнэм, внезапно заинтересовавшийся разговором, — мистер Кэсби был так любезен, что сообщил вам о Крошке Доррит, — не правда ли? Что же он говорил о ней?
— О, вы знаете, что такое папа, — отвечала Флора, — когда он сидит с таким убийственно-великолепным видом и вертит одним большим пальцем вокруг другого, пока у вас не закружится голова, глядя на него. Он сказал, когда мы говорили о вас… я, право, не знаю, кто начал этот разговор, Артур (Дойс и Кленнэм), но уверена, что не я; по крайней мере, надеюсь, что не я; вы меня извините за эти подробности.
— Конечно, — сказал Артур, — разумеется.
— Вы очень любезны, — пролепетала Флора, замявшись в припадке обворожительной застенчивости. — Папа сказал, что вы говорили о ней очень серьезно, а я сказала то же, что говорила вам, вот и всё.
— Вот и всё? — повторил Артур, несколько разочарованный.
— За исключением того, что когда Панкс сказал нам о ваших теперешних занятиях и насилу убедил нас, что это действительно вы, я предложила тетке мистера Финчинга навестить вас и спросить, не будет ли приятно для всех, если я приглашу ее к нам и дам ей работу, я ведь знаю, что она часто ходит к вашей маме, а у вашей мамы суровый характер, Артур (Дойс и Кленнэм), иначе я никогда бы не вышла за мистера Финчинга и была бы теперь… Ах, какой вздор я говорю!
— С вашей стороны, Флора, было очень любезно подумать об
Бедная Флора отвечала чистосердечным тоном, который гораздо больше шел к ней, чем самые обольстительные девические взгляды, что ей приятно слышать это от него. Она высказала это так сердечно, что Артур много бы дал, лишь бы видеть всегда перед собой эту простую и добрую женщину, похоронив навек восемнадцатилетнюю Флору вместе с постаревшей сиреной.
— Я думаю, Флора, — сказал Кленнэм, — доставив Крошке Доррит занятия и обласкав ее…
— Непременно, я так и сделаю, — живо подхватила Флора.
— Я уверен в этом… вы окажете ей большую поддержку и помощь. Я не считаю себя вправе рассказывать вам всё, что знаю о ней, так как эти сведения я получил по секрету и при обстоятельствах, обязывающих меня к молчанию. Но я принимаю участие в этом бедном создании и питаю к ней глубокое уважение. Ее жизнь была оплошным самоотвержением и подвигом. Я не могу думать о ней, а тем более говорить без волнения. Пусть это волнение заменит то, что я бы мог сказать вам о ней, и позвольте мне с благодарностью поручить ее вашей доброте.
Он просто протянул руку бедной Флоре, но бедная Флора не могла принять ее просто, без таинственных ужимок и кривляний. Она как бы случайно покрыла ее концом своей шали, затем взглянула в окно и, заметив две приближающиеся фигуры, воскликнула с бесконечным восхищением: «Папа! Молчите, Артур, ради бога!» — и опустилась на стул, с поразительным искусством приняв вид барышни, близкой к обмороку от неожиданности и волнения чувств.
Между тем патриарх, сияя лысиной, тащился к конторе в кильватере [67] Панкса. Панкс отворил перед ним дверь, прибуксировал его и сам стал на якорь в уголке.
67
Кильватер — след, остающийся на воде позади идущего судна. Идти в кильватере — идти вслед за другим кораблем по одной линии.
— Я слышал от Флоры, — сказал патриарх с благосклонной улыбкой, — что она собирается навестить вас, собирается навестить вас. Вот я и вздумал тоже зайти, вздумал тоже зайти.
Благодушная мудрость, которой дышали эти слова (сами по себе незначительные), благодаря его голубым глазам, сияющей лысине, длинным белым кудрям, производила сильное впечатление. Точно в них сказывалось благороднейшее чувство, какое когда-либо воодушевляло лучшего из людей. Когда же он уселся в кресло, подставленное Кленнэмом, и сказал: «Так вы взялись за новое дело, мистер Кленнэм? Желаю успеха, сэр, желаю успеха», — каждое слово его казалось подвигом добродетели.
— Миссис Финчинг сообщила мне, сэр, — сказал Артур, поблагодарив за любезное пожелание (вдова покойного мистера Финчинга протестовала жестом против употребления этой почтенной фамилии), — что она надеется доставить работу молодой белошвейке, которую вы рекомендовали моей матери. Я душевно благодарен ей за это.
Патриарх беспомощно повернул голову к Панксу, который тотчас оторвался от записной книжки и принял его на буксир.
— Вы вовсе не рекомендовали ее, — сказал Панкс. — Как могли вы рекомендовать, ведь вы ничего не знали о ней. Вам сообщили о ней, а вы передали другим, вот и всё, что вы сделали.