Крошка из Шанхая
Шрифт:
Я собралась, было, ответить, но язык не слушался, а во рту пересохло:
– Он…
– Ах, да, – спохватилась она и достала из сумочки фотографию. – У меня есть его фото десятилетней давности. Тогда он был почти ребенок, маленького роста. Боюсь, при встрече я могу не узнать его.
Она протянула мне фотографию. С нее на меня смотрел худощавый подросток со спокойным взглядом, одетый в коричневый пиджак, вельветовые брюки и белые спортивные туфли. Он был снят на фоне огромного растения – огненно-красной канны, и в солнечном свете его волосы казались мягкими и пушистыми, как одуванчик, такими легкими, словно ветер мог унести их вдаль в любое мгновение. Тиан-Тиан осенью 1989 года. От этой старой цветной фотографии повеяло чем-то
– Вообще-то Тиан-Тиан сейчас здесь не живет… – и хотя это было невыразимо тяжело, я рассказала ей всю правду. В памяти одна за другой всплывали неясные картины прошлого, сентиментальные и страстные.
Чашка выпала у Конни из рук. Она не разбилась, но темно-красная юбка промокла насквозь. Конни побледнела и молчала какое-то время.
Я почувствовала странное облегчение оттого, что еще одна женщина, игравшая важную роль в судьбе Тиан-Тиана, разделяет мою боль. Было видно, что она с трудом сохраняет самообладание. Я хотела, было, бежать за полотенцем, чтобы она могла промокнуть пятна на юбке, но она жестом показала, что это не имеет ни малейшего значения и что ей ничего не нужно.
– У меня в шкафу есть чистые юбки. Вы можете выбрать что-нибудь подходящее и переодеться.
– Мне хотелось бы навестить его. Можно? – Она вопросительно посмотрела на меня, в глазах застыло беспомощное выражение.
– Это запрещено правилами. Но через несколько дней он, возможно, вернется домой, – сказала я, тщательно подбирая слова. Потом снова предложила ей переодеться и высушить юбку.
– Нет, спасибо, – пробормотала Конни. – Это я во всем виновата. Я не должна была оставлять его. Я себя ненавижу. Я столько лет ничего не давала ему. Нужно было увезти его в Испанию. Даже если он и не хотел ехать. Я должна была его заставить… – она заплакала, сморкаясь в носовой платок.
– Почему вам раньше ни разу не приходило в голову приехать повидаться с ним? – спросила я прямо.
И хотя меня тронули ее слезы, да и у самой комок стоял в горле, я все же не считала ее хорошей матерью. Умом я понимала, что какие бы страшные тайны ни были сокрыты в прошлом этой приехавшей из Испании женщины, не мне судить ее. Однако я всегда чувствовала, что одиночество и бесприютность Тиан-Тиана, его растерянность и одержимость мрачными призраками были трагическим образом связаны с фигурой матери. Их отношения были похожи на гниющую пуповину, навеки связавшую младенца и материнское чрево. Стоило ей покинуть семью – детство ее сына стало безрадостным, а когда прах ее мужа доставили в Шанхай на самолете, в жизни Тиан-Тиана наступил роковой перелом, и она превратилась в хаос. Именно тогда он утратил веру в талант, счастье и погрузился в безнадежность, как существо, каждая клеточка которого внезапно утратила способность сопротивляться болезням и разрушению. Мать, сын, мрак, смерть, ужас, безразличие, скорбь, причины и следствие – все смешалось воедино, как нескончаемый буддистский цикл переселения душ.
– Он, должно быть, меня ненавидит, я ему отвратительна… – всхлипывала она, разговаривая сама с собой. – Если я перееду сюда и останусь, возможно, его ненависть станет еще сильнее. Он всегда подозревал, что отец погиб из-за меня…
Внезапно в ее глазах появилось жесткое, холодное выражение, словно потоки ледяного зимнего дождя хлестнули по оконному стеклу.
– Это все потому, что та старуха наговаривает на меня, а сын верит ей и общается со мной лишь в случае крайней необходимости. Мы почти не поддерживаем связь. Мое единственное утешение – возможность посылать ему деньги. Я была так занята управлением ресторана. Я мечтала о том, что когда-нибудь все заработанные деньги достанутся сыну, и что он поймет, что мать любит его, как никто в целом мире.
Слезы дождевыми каплями текли по ее щекам.
Я дала ей носовые платки. Было невыносимо видеть, как она рыдает, не в силах скрыть свои чувства. Женский плач
Я встала, подошла к гардеробу настала узкую, длиной до колена, черную юбку, которую ни разу не надевала с тех пор, как купила год назад. Я разложила ее перед Конни, желая хоть как-то остановить поток слез и печальных воспоминаний.
– Даже теперь, когда я вернулась, возможно, он не захочет видеть меня, – сказала она тихо.
– Может быть, умоетесь? В ванной есть горячая вода. Вот эта юбка, похоже, будет вам впору. Пожалуйста, наденьте, – я с тревогой посмотрела на нее. Припудренные щеки были в разводах от слез, а на красной юбке остались отвратительные кофейные пятна.
– Спасибо, ты милая, добрая девочка, – она шумно высморкалась и поправила челку. Движения вновь обрели грациозную женственность. – Если можно, дай мне еще чашку кофе.
– Ох, простите, – я смущенно улыбнулась, – это была последняя. Больше нет ни капли.
Перед уходом она надела мою юбку, которая ей отлично подошла. Конни обняла меня и сказала, что будет с нетерпением ждать встречи с сыном. Сейчас они с мужем ведут переговоры с агентами по продаже недвижимости, подыскивая в центре города здание под ресторан. На листке бумаги она написала свой телефон и номер в гостинице «Мир» на Набережной, где они остановились.
– Мы непременно скоро снова увидимся. У меня есть для тебя подарок, я не захватила его с собой. В следующий раз обязательно отдам. А еще есть подарок для Тиан-Тиана, – она смотрела на меня с благодарностью.
Между нами возникли симпатия и взаимопонимание. Позади у обеих остались вольные или невольные прегрешения, сожаления и боль. Я чувствовала их каждой клеточкой тела, каждым нервом. Но даже если эта женщина по имени Конни, явившаяся ниоткуда, стала причиной гибели собственного мужа, даже если когда-то ее сердце было подвластно силам зла, даже если в ее прошлом до скончания времен будут сокрыты тысячи и тысячи страшных тайн, даже если бы она и теперь была живым воплощением всего, что не может не порождать неприятие, презрение и осуждение в моей душе… даже тогда нас неизбежно на мгновение объединило бы чувство сострадания… Словно моего сердца, охваченного порывом искренней нежности, коснулась благодатная рука Господа, протянутая в тщетной надежде даровать миру спасение.
24 Ужин десять лет спустя
Однажды, возвратившись к дому.
Как тварь, дрожащая в восторге,
Блаженную почувствуешь истому,
В тот день саму себя исторгнув [97] .
Вэн Моррисон [98]
Знойным удушливым днем Тиан-Тиан вернулся домой. А за час до этого мне позвонил Марк; сказал, что он уже в Шанхае, что хочет встретиться со мной как можно скорее, и предложил вместе сходить на какой-то авангардистский немецкий фильм. Так, почти одновременно, на орбите моей личной вселенной снова появились два самых главных мужчины моей жизни, такие непохожие и при этом неотделимые друг от друга, как светлая и темная стороны луны.
[98]Вэн Моррисон (Van Morrison, p. 1945) – ирландский певец. Дебютировал в 1964 году в составе белфастской группы «Тhem», в 1967 году началась его сольная карьера.