Крот Камня

Хорвуд Уильям

— Думаю, вы знаете его или он знает вас. Назови им свое имя, дорогой, — вкрадчиво сказала Хенбейн. Ее коготки остренько постукивали по шее крота.

— Меня зовут Бэйли, — сказал он. — Я из Данктонского Леса.

Триффан понял это раньше, чем крот назвал себя. Но несчастный Спиндл… Он застыл пораженный. А Уид внимательно наблюдал за всем, что происходит.

— Здравствуй, Бэйли, — сказал Спиндл своему единственному сыну, который теперь являлся игрушкой Хенбейн. Хотя Спиндл говорил твердым голосом, Триффан видел, что он весь дрожит. Триффан понимал, каким ударом стала для Спиндла эта неожиданная встреча.

— Видишь, Триффан, у меня тоже

есть последователь и приверженец из Данктонского Леса! Это мой фаворит, обществом которого я наслаждаюсь. Он напоминает мне о простых радостях жизни. Что за милая и неиспорченная система был этот Данктон, если он породил такую… наивность! Ну, теперь беги, Бэйли, нам нужно поговорить.

Бэйли с трудом приподнялся, быстро и тревожно огляделся, как-то придурковато кивнул головой и потрусил прочь. Он еле протиснулся в арку.

— Он меня забавляет, — лениво сказала Хенбейн и еще добавила очень спокойно, так, что не сразу стало понятно, что в действительности означают ее слова: — Но теперь, когда ты здесь, Триффан, я в нем больше не нуждаюсь, не так ли?

Триффан все еще смотрел в сторону, где скрылось жалкое существо, которое когда-то было славным подростком, сыном Спиндла, и его пронзило такое отчаяние, какого он раньше представить себе не мог. Он стал догадываться, зачем Камень послал его сюда.

Много позже Спиндл, присутствовавший при этой сцене, отмечал одну странность, которая показалась ему впоследствии трагичной: именно там, в норе Хенбейн, Триффан выглядел таким сильным, уверенным в себе и готовым ко всему, как никогда раньше и никогда после! В жизни каждого крота есть звездный час, к которому он подсознательно стремится и важности которого может даже не заметить. И лишь по прошествии долгого времени ему дано будет узнать, когда он пережил этот час. Спустя годы, оглядываясь назад, Триффан иногда сожалел о том, что тогда не вышел из себя и не убил Хенбейн.

Таково было бремя Триффана. В тот миг он осознал, что Камню почему-то нужно, чтобы все случилось именно так. Готовностью свершить, что положено, и объяснялось спокойствие Триффана.

— Мой фаворит, — сказала Хенбейн о Бэйли, но смотрела она в этот момент на Триффана, а фаворит Бэйли, как выразился бы Лейт, «все равно что умер».

Триффан знал, что такова будет судьба любого, кого обольстит Хенбейн. И тем не менее, когда они вновь встретились глазами в этой словно заколдован ной норе, где луч света резвился, как майский ветерок, Триффан опять почувствовал влечение к той, которую презирал. Хуже того — все присутствующие понимали, что происходит, коль скоро Хенбейн и Триффан смотрели лишь друг на друга. Это понимал и Спиндл. И Уйду с узкими глазами и влажным ртом это было ясно. Он-то знал, сколько у Триффана было предшественников и что произошло с каждым. Уид сейчас цинично наблюдал за развитием страсти, которая зародилась у Хенбейн в тот день, когда Триффан счастливо ускользнул от нее в Хэрроудауне и в другой раз одурачил грайков в Данктоне. Она одновременно хотела и заполучить его для себя, и уничтожить. Именно эти два ее желания наряду с другими причинами позволили этому гордецу проделать свое дурацкое путешествие и попасть в самое сердце Верна.

Итак, зная все наперед, Уйду оставалось только наблюдать, предвкушая развязку.

Сликит, которой никто здесь до конца не доверял, тоже все было ясно. Она видела, как Триффан сопротивлялся чарам Хенбейн, и понимала, что скоро и ей наконец представится возможность сыграть свою роль. Никто и не подозревал, как

одиноко она себя чувствовала рядом с Хенбейн.

Камень по-разному дает проявить храбрость и стойкость каждому кроту. Но одно можно сказать с уверенностью: Камень всегда дает кроту ношу по силам, и он в состоянии выполнить свою миссию, если захочет. Именно в этом выборе — победить себя или поддаться обстоятельствам — сила или слабость поклоняющегося Камню. Сликит, Триффан, Спиндл, Мэйуид собрались сейчас в Верне, и каждый должен был совершить почти невыполнимое. Конечно, Камень укажет каждому дорогу и все устроит, но только в случае, если верные ему кроты будут вести себя храбро и разумно, как и должно для торжества Камня.

Хенбейн заговорила, прервав мысли собравшихся:

— Итак, почему ты пришел, Триффан? Некоторые сомневались, что ты придешь, но я… нет! И вот сейчас, когда я вижу тебя здесь во плоти, Триффан из Данктона, вижу эти крепкие когти, это тело… такое сильное, я не разочарована. Ты — достойный вождь и проповедник старой веры! Жаль только, что она обречена. И вот я снова спрашиваю: зачем ты пришел? Хорошо было бы это узнать.

— Чтобы исповедовать свою веру, Хенбейн, — ответил Триффан.

— Меня здесь называют Глашатай Слова! — неожиданно резко сказала Хенбейн.

— Это кроты Слова зовут тебя так, я не из них, — с достоинством возразил Триффан. — Твое имя — Хенбейн, а мое — Триффан. Вот и все.

Хенбейн рассмеялась, и глаза ее засверкали. Этот ответ одновременно понравился ей и разозлил ее. Услышав ее смех, мудрый крот понял бы, что прикосновение ее когтей может быть и нежнейшей лаской, и жесточайшей пыткой.

— Хорошо, — сказала она примирительно. — Можешь называть меня как хочешь. А пока еще раз спрашиваю: зачем ты пришел? У меня нет ничего, что могло бы тебе понадобиться.

— Босвелл.

— А! Этот… Он старый дурак.

— Он жив? — немедленно спросил Триффан.

— Можно поинтересоваться. Впрочем, думаю, что да. Ты бы хотел увидеть его, верно?

Голос Хенбейн обладал удивительным гипнотическим свойством: с ней хотелось соглашаться, но, соглашаясь, крот отказывался от какой-то части самого себя. Конечно, Триффан хотел видеть Босвелла, но ответить «да» значило проявить слабость. Это было очень странно.

— Да, — сказал Триффан.

— Да, конечно. Увидишь.

— Когда?

— Скоро, конечно! — засмеялась Хенбейн.

Было ужасно, но она смеялась добрым, хорошим смехом, очень красивым. И не рассмеяться вместе с ней было все равно что сопротивляться самой жизни. Триффан напряг мускулы и изо всех сил уперся когтями в каменный пол. И лишь тогда ему удалось вызвать воспоминание о том, как она велела казнить Виллоу и Брейвиса, как их подвесили прямо у них на глазах.

— Триффан, о чем ты думаешь? — спросила Хенбейн, потягиваясь, не скрывая своей чувственности. Она глубоко вздохнула, и это был вздох влюбленной. Она взглянула на Триффана долгим и жадным взглядом.

— О Босвелле, — солгал Триффан, который не лгал никогда. Он солгал именем Босвелла!

Спиндл отчасти понимал, какая борьба происходит в душе его друга. В других обстоятельствах ни одна кротиха не подошла бы Триффану больше, чем Хенбейн, хотя лично ему, Спиндлу, она казалась отвратительной. Более того, он ясно понял, что Хенбейн завлекает Триффана в ловушку, внушая ему, что сдаться — единственный способ спасти Босвелла. Но действительно ли старый Босвелл здесь?

— О да, Спиндл, он жив! — сказала Хенбейн, словно прочитав его мысли.