Крот в аквариуме

Чиков Владимир

— В таком случае скажи ему, что мы можем открыть счет в банке на его имя. Он будет знать об этом и всегда помнить, что у него в Нью-Йорке есть банковский счет. Тогда он и в Москве начнет работать с ЦРУ также надежно и плодотворно, как с ФБР.

Джон пожал плечами и без энтузиазма проворчал:

— Это надо все решать с самим Топхэтом.

— Разумеется, — ответил Нолан. — Вот и проработай с ним этот вопрос.

— Безусловно.

Четверг, 29

марта, Нью-Йорк

Джон Мори начал очередную встречу с Топхэтом с прямого вопроса в отношении получения американского гражданства. Когда он спросил об этом, Поляков изобразил на лице явное недоумение.

— Но вы же просили дать вам время подумать, — упрекнул его Джон. — Оно было у вас. Так к какому берегу — американскому или советскому — вы решили прибиться? — Топхэт продолжал смотреть на него как баран на новые ворота, а Джон недоброжелательным тоном продолжал наседать: — Вы хотите жить опять в раскритикованной вами коммунистической среде?.. Или вы говорили мне все это ради того, чтобы войти в доверие к нам?

На сей раз резкий и безапелляционный тон Мори вызвал у Топхэта большую тревогу. Поляков вспомнил слова резидента Ивана Склярова о том, что в Нью-Йорке они не больше чем гости, что им могут здесь устроить такую провокацию, после которой никогда уже не вернешься домой. И тут он впервые почувствовал себя незащищенным, почуял угрозу, исходящую от фэбээровца.

Джон продолжал в упор смотреть ему в глаза, ожидая решения. Но Поляков молчал. Лицо его, как маска, оставалось по-прежнему непроницаемым.

— Ну что… так и будем молчать? — прервал затянувшуюся паузу Джон.

Топхэт встряхнулся и сказал:

— Да, жизнь в Советском Союзе была для меня не мила. Да, я не приемлю советский образ жизни. Да, Соединенные Штаты Америки — богатейшая страна в мире, в ней много свободы и демократии. Но я, как сказал плененный в годы Великой Отечественной войны генерал Карбышев, Родину не хотел бы продавать. Без нее я не мыслю своей жизни. В России находятся мои родители, моя семья и родственники. Без них я не смогу существовать. А то, что начал сотрудничать с вами, то я готов продолжить это и в Москве с вашими коллегами из ЦРУ. Если вы, конечно, захотите…

На лице Мори расцвела сладчайшая улыбка, он вытащил из нагрудного кармана пиджака толстую пачку долларов и, положив ее перед ним, сказал:

— Это наш должок за достоверную информацию, которой вы снабдили меня на прошлой явке. — Затем он повернулся к входной двери, рядом с которой стояла большая кожаная сумка и, показав на нее пальцем, добавил: — А в этой сумке я принес подарки и сувениры для ваших московских начальников и товарищей по работе.

И они оба понимающе улыбнулись.

— Спасибо, мистер Мори.

— А теперь, — американец раскрыл свою папку и

высыпал из нее на стол кучу черно-белых фотографий, — я буду показывать вам фото советских дипломатов и сотрудников различных московских представительств, аккредитованных в Америке. Вы должны сказать, кто из них принадлежит к разведывательным службам. Если кого-то хорошо знаете, то охарактеризуйте, отметив их пороки и увлечения.

Поляков взял из вороха фотокарточек несколько снимков и, узнав на некоторых из них разведчиков ГРУ и КГБ, с обидой произнес:

— Так я же называл их вам на одной из предыдущих встреч!

— Вы называли их без фото, только одни фамилии. А теперь мне надо записать это на обороте фотографий.

— А мне кажется, что вы все еще проверяете меня и мою честность в отношениях с вами, — язвительно заметил Топхэт, всматриваясь в предъявленные ему фотографии.

Джону это замечание не понравилось, и он укоризненно бросил:

— Ну какой нам смысл проверять вас, если вы скоро покинете нашу страну?

— Смысл есть, — не согласился Топхэт. — В этом случае вы, после проверки, будете иметь или не иметь твердого мнения о целесообразности передачи меня на связь сотрудникам ЦРУ. Разве это не так?

Американец махнул рукой, потом встал и демонстративно подсел к Топхэту.

— Пусть будет так. И именно в этих целях давайте продолжим процедуру идентификации советских служащих, работающих в США в различных учреждениях.

Эта процедура, с задаваемыми Джоном уточняющими вопросами, длилась больше часа, потом неожиданно зазвонил телефон. Джон молча и долго слушал, что говорил голос в трубке, затем с пафосом громко ответил:

— Да, я вас понял! Седьмого июня, в четверг. О'кей! Положив трубку, Мори сообщил:

— У нас будет с вами еще одна, заключительная встреча. Вы слышали это?

Топхэт пожал плечами.

— Она должна состояться перед вашим убытием из Америки, седьмого июня, в семь часов вечера. Но не здесь, а в отеле, расположенном на Тридцать шестой стрит, в холле на пятом этаже. Учитывая, что у нас будет еще одна встреча, то мы на этом сегодня закончим. — Мори встал и, выходя из-за стола, спросил: — Вы запомнили, когда и где мы в последний раз встречаемся? Повторите, пожалуйста.

— В четверг, седьмого июня, в отеле на Тридцать шестой стрит в семь вечера на пятом этаже, — ответил поднявшийся вслед за ним Топхэт.

— О'кей. Сегодня я еще раз убедился, что вы, мистер Поляков, обладаете прекрасной памятью, — польстил ему американец. Когда тот подошел уже к двери, он с улыбкой напомнил ему: — Но не забудьте забрать сумку с подарками.

— Спасибо…

Четверг, 7 июня, 36-я стрит Нью-Йорка