Кротовский, вы сдурели
Шрифт:
Конечно, я не ахти какой спец, а в целительстве и вовсе дуб дубом. Но все-таки способен отличить, когда человеку проводят диагностические процедуры, а когда ставят над ним лабораторные опыты, как на подопытном кролике. Последние сомнения отпали, когда проф завел нас в палату с «овощами», пациентами, пребывающими в коме. Вот тут я убедился окончательно, с каждого пациента откачивается магическая сила. Скрытые каналы мановоды уходят в общую нишу через вентиляционные отдушины.
— Спасибо вам, профессор. Очень жаль, что оторвали вас от дел, — извиняющимся тоном сказала Травка, — Теперь мы полностью
— А-адну минуточку, — прерываю Травкин спич смущения и раскаяния, — А что у вас в этой нише, профессор?
— Диагностическое оборудование, — отвечает заведующий сухо, — Там тоже никаких протечек…
Травка, Ниндзя и Гусь подают мне невербальные сигналы, мол, хорош, Кротовский, хватит отнимать время у уважаемого человека. Но у меня иное мнение.
— А что же вы тогда так напряглись, уважаемый?
— Это дорогостоящее оборудование, — поясняет профессор.
Травка так, чтобы заведующий этого не заметил, крутит пальцем у виска. Гусь смотрит на меня округло с красноречивым намеком, что пора бы уже угомониться. Но я упорствую:
— Настолько дорогостоящее, что вы его замуровали подальше от любопытных глаз?
— Не замуровали, а запечатали. Оборудование чувствительно к изменениям влажности и температурных колебаний.
Даже Ниндзя разлепил оба глаза, насколько позволяет ему раскосое строение гляделок, выражая недоумение моей упертостью.
— Ладно. Как скажете, профессор… но мне придется описать это в рапорте. Надеюсь, ваше оборудование установлено здесь с санкции больничного руководства. И если так, все вопросы будут исчерпаны.
— Рапорт, значит, — заведующий посмурнел, — Вот неймется вам копам, уличным попкам… ума нет, а лезете везде, даже там, где ни черта не понимаете… ладно, как хотите, пройдемте…
Заведующий вывел нас из палаты с пациентами и повел куда-то в дальнюю часть отделения, явно не в ту, где «запечатано дорогостоящее оборудование». Мы вошли в помещение, напоминающее процедурную. Кафельные стены, кафельный пол… даже потолок и тот кафельный.
Я уже догадался, зачем он нас сюда привел, и среагировал мгновенно. Выпустил Гамлета до того, как заведующий активировал свой странный артефакт. Черный жахнул молнией. Как и положено по «закону смертельного невезения» профессор разрядил артефакт в самого себя и обвалился на кафельную плитку как куль.
— Кротовский, какого хрена… — ругнулась Травка, —… обязательно надо его валить на глушняк? Мог бы просто намекнуть, вырубили бы аккуратно.
— Если быть объективными, — рассудительно заступился за меня Гусь, — То Кротовский даже не намекал, а говорил прямым текстом.
— И ты туда же… прямым текстом… если все, что несет Кротовский прямым текстом принимать за чистую монету…
— Ребята, успокойтесь. Он не мертв, — говорю мягко, — Он в коме.
— Откуда знаешь?
— Вижу. У профа почти полное истощение магических каналов. Он высушил сам себя. Так же, как половину лежащих здесь пациентов.
— То есть, его оборудование — и есть причина скачков магического фона?
— Разумеется. Надо отписываться Сильвего. По идее она должна прислать нам группу зачистки, которая все приберет и сотрет часть памяти пациентам и персоналу.
—
— Не. Это я так… предположил…
Ко времени прибытия инспектора Сильвего в компании нескольких копов, на этот раз настоящих аж с третьим гражданским статусом, мы помогли медсестре переложить профессора на больничную койку, где та его подключила к его же собственному оборудованию. Заведующий стал своим собственным пациентом. Случай из разряда — не рой другому яму, сам в нее попадешь…
А мне-таки пришлось составлять подробный раппорт, тот самый, которым я пугал заведующего. Инспектор Сильвего читала его внимательно, хмуря бровки и поигрывая в пальцах шариковой ручкой, будто проверяла на наличие ошибок, а затем убрала мою писанину в папочку и выложила на стол передо мной профессорский артефакт.
— Узнаешь? — спросила она.
— У профессора на груди болтался.
— Я не об этом.
— Подобных раньше не встречал. Вообще в артефактах не разбираюсь.
— Понятно. А так? — она выложила на стол еще один артефакт, тот, из которого артефактор испепелил водителя.
— Хм, — переключаюсь на тонкое видение, всматриваюсь в плетение силовых каналов, — Да, теперь вижу сходство. И что это значит?
— Очевидно, Кротовский. Оба артефакта изготовил один и тот же мастер.
— Так надо потрясти этого артефактора.
— Потрясти не выйдет. Его уже департировали.
— Как это департировали? Просто вытурили из Киртасы и все? А грабежи? В конце концов он на моих глазах подельника сжег так, что услуги крематория тому уже не понадобятся.
— С подельником вышел несчастный случай. Ты сам это видел. К тому артефактор согласился выплатить компенсацию его семье. А на грабежах мы его не поймали. Он не своими руками грабил.
— А те двое?
— А те двое тоже колоться не станут. Им вешать на себя предварительный сговор и серию совсем невыгодно… ладно, — Сильвего сгребла «игрушки» со стола, — Можете ехать отдыхать. На сегодня смена окончена.
Мы загрузились в фургон, и Травка снача доехала до моего дома.
— Бр, Кротовский, ты живешь в этих трущобах?
— Если у вас на примете есть жилье получше, готов рассмотреть.
— Нет у нас других вариантов. Мы еще не заселились никуда.
— А. Тогда удачи в поисках жилья, — вылажу из машины и берусь за ручку, чтобы задвинуть дверь.
— Подожди… я тоже здесь поселюсь… — окликает меня Гусь и поясняет, —…не хочу ничего искать. Мне плевать, где ночевать.
— Ладно. Пошли. Похадотайствую за тебя у местного управдома. Мое ментовская форма у сердобольных людей вызывает жалость.
— А отдельный санузел там есть? — кричит в форточку Травка.
— Есть.
— Тогда я тоже сюда… Ниндзя, ты как?
— Я с вами. У меня точно нет желания искать другое жилье.
Управдом меня не забыл и выделил комнаты всем. Нас всех заселили в одном доме, только раскидали по этажам. Но и то хорошо. Не придатся объезжать квартал, чтоб собрать команду. Толи позавтракали, толи пообедали в кафешке у дома и разбрелись по берлогам. Я завалился в постель с намерением проспать до вечера. Но поспать удалось всего часа полтора. Кто-то начал долбиться в мою дверь.