Кровь ангелов
Шрифт:
Сон ничем не мог мне помочь — время лишь все дальше уносило от меня Нину, словно ветер осеннюю листву. Где-то около двух ночи я встал, достал из кармана телефон и в очередной раз попытался ей позвонить. Ответа все так же не последовало, и сразу же включился автоответчик.
Перед рассветом я, похоже, все-таки провалился в полудрему, поскольку оказался вдалеке от Торнтона. Какое-то время я стоял на непрочном балконе дома Нины в Малибу, ожидая, когда она ко мне присоединится. Она все не шла, а когда я вошел в дом, оказалось, что внутри это вовсе не ее дом, а тот, где я провел детство, в сотнях
В доме было холодно и пусто. В углах потолка и кое-где на стенах проступали пятна сырости. В одной из комнат стояла кровать, а на столике рядом с ней телефон, но он молчал. Я немного подождал, думая, что, возможно, могла бы позвонить моя мать, а потом вдруг оказался среди деревьев, не тех низкорослых, что растут в пригородах, но в густом бескрайнем лесу вокруг Шеффера.
Недавно прошел снег, и высокие молчаливые стволы отбрасывали быстро движущиеся тени. Тени эти обладали разумом и знали мое имя, но ни у одной из них не было желания разговаривать. Они просто довольно доброжелательно наблюдали за мной, по мере того как я забирался все дальше и дальше.
Наконец я очутился на кушетке в квартире в Сиэтле, где обитал десять лет назад, на пятом этаже, с видом на залив Эллиот. Это было одно из самых приятных мест, где мне когда-либо доводилось бывать.
Я тогда жил с женщиной, отношения с которой оказались самыми долгими из всех, что у меня были. Она терпеть не могла праздности и пессимизма, всегда оставаясь деловой и энергичной. У меня имелось для нее прозвище — Надежда. Она действительно была похожа на актрису, игравшую героиню с таким именем в сериале «Тридцать с чем-то». А главное, ей были свойственны надежда и уверенность, что в мире все хорошо и осмысленно и что лучше всего в нем живется добропорядочным и честным людям.
Но иногда, похоже, в душу ее закрадывались сомнения. Я видел порой, как она смотрит куда-то в пустоту, или на свои руки, или мимо телевизора. Ее движения становились напряженными, глаза расширялись. Когда я замечал подобное, то спрашивал, что случилось. Она отвечала, что ничего, и я снова возвращался к крайне важным делам, продолжая пить пиво, посмеиваться над Чандлером или есть чипсы.
И вдруг, чуть позже, она ни с того ни с сего спрашивала:
«Все и вправду будет хорошо?»
«Что именно?»
«Все, — отвечала она, и я уверен — каждый раз не осознавала, что подобный обмен репликами у нас уже был. — Все будет хорошо?»
И я говорил ей, что наверняка будет, и обнимал ее, и мы возвращались к повседневным занятиям.
Просыпаясь по утрам, я обычно слышал ее доносившееся из ванной пение. Голос у нее отсутствовал напрочь, но я рад был его слышать.
Мы прожили вместе десять месяцев, а потом наши пути постепенно разошлись. Ничего хорошего не вышло. Ни для нас, ни вообще.
В этом мире ничто никогда не может закончиться хорошо. Но я рад, что тогда я этого не знал, и рад, что так и не сказал ей об этом.
Я проснулся в пять утра, оттого что мне показалось, будто слышу кого-то в ванной. С трудом поднявшись с кровати, я потащился на звук. Но там никого не оказалось. Пение, которое мне послышалось, видимо, доносилось из другого номера или вообще из другого времени.
Информация в отелях распространяется очень быстро, и когда я появился в кафе задолго до открытия, мне быстро приготовили кофе. Вероятно, я их даже как следует не поблагодарил, потому что не был готов к подобному проявлению заботы о пострадавших. Взяв чашку с кофе, я вышел наружу.
На автостоянке было почти пусто, и она напоминала зимнее море, холодное, серое и безмолвное. Глядя на нее и страстно желая, чтобы здесь каким-либо волшебным образом появилась Нина, я понял, что если не найду ее, то ничего хорошего действительно никогда больше в этом мире не будет.
И еще я чувствовал, что время безвозвратно уходит.
— Тебе уже один раз удалось ее разговорить, — сказал я. — Может, удастся и еще?
Джон покачал головой.
— Сомневаюсь.
Я все еще стоял на парковке, где Джон обнаружил меня десять минут назад. Выпив изрядное количество кофе и выкурив несколько сигарет, я слегка взбодрился, хотя это вовсе не означало, что у меня улучшилось настроение. Утро было прохладным: за ночь температура упала на десять градусов. Если бы мы решили сегодня отправиться на раскопки в лес, нам потребовались бы кирки, чтобы раздолбить землю.
— К тому же не вижу, чем это могло бы нам помочь, — добавил он. — Нину похитила не она.
— Кто-то говорил мне, что расследование нужно пытаться вести любыми возможными путями, в надежде, что в конце концов окажешься именно там, где надо. Погоди… это ведь ты говорил, верно? Вчера?
— Если бы ты только знал, как ты меня достал…
— Кто-то постоянно пытается меня убить, так что, полагаю, причина именно в этом. Джон…
— Монро не позволит мне допросить ее еще раз.
— Почему бы и нет? Ты добился от нее признания. Чего не удалось ни ему, ни Рейделу. И Нине тоже.
— Я ничего от нее не добился. Она решила рассказать мне нечто, что может быть, а может и не быть правдой, по какому-то своему собственному странному разумению. А потом она перестала говорить. Ты же сам видел, что было дальше. Я мог просидеть с ней еще неделю и не узнать больше ничего.
Я разочарованно отвернулся.
— И что нам теперь делать?
— Нина, скорее всего, уже даже не в Торнтоне. Зачем похитителю держать ее в городе?
— Потому что он здесь живет.
— Если предполагать, что это местный сумасшедший, то да, но в камере уже сидит человек, сознавшийся в убийствах. Если же это имеет отношение к «соломенным людям», то Нина, вероятно, находится за многие мили отсюда. Это-то ты хоть понимаешь?
Он серьезно посмотрел на меня и, видимо, решил сменить тему.
— Тебе также стоит быть готовым к тому, что она…
— Черт побери, только этого не говори! — Внезапно я почувствовал, что не могу больше сдерживаться. — Я понятия не имею, где она. Каждый раз, стоит мне закрыть глаза, мне кажется, что ее уже нет в живых. Но пока я не буду точно об этом знать — она жива.
— Уорд, я просто пытаюсь…
— Знаешь, ты не единственный, кому доводилось терять близких. Спустись в конце концов на землю, черт возьми.