Кровь ангелов

Маршалл Майкл

Он довольно долго молчал, а потом она почувствовала запах сухого табака.

— И ничего хорошего в этом нет, — сказал он, и голос его звучал подобно голосу человека, проигрывающего сражение.

Она услышала звук зажигающейся спички, а затем ощутила запах горящей сигареты. Ей это нисколько не мешало. Она сразу вспомнила Уорда.

Затем он подошел ближе, и она напряглась. Казалось, он слегка колеблется, а затем его руки обхватили сзади ее голову. Быстрое движение, и повязка слетела с глаз.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к свету, несмотря на то

что освещение в фургоне было довольно слабым. Прямо впереди она увидела деревья, а между ними и собой — мужчину. Немолодого, высокого, с грустными глазами. Однако жалел он явно себя самого, а не ее.

Моргнув, она окинула взглядом внутренность фургона. Там было почти пусто, и в боковых стенках не было окон. Вдоль внутренней стороны двери тянулось несколько тонких царапин, короткие параллельные линии, словно кто-то царапал ее ногтями, отчаянно пытаясь выбраться.

Возможно, даже не один раз.

Постепенно он снова заговорил, и хотя он снял с ее головы повязку, но ни разу не посмотрел ей в глаза.

Обычно всегда помнится последнее, слегка запинаясь, сказал он, но лучше всего всегда запоминается первое. Когда ноль становится единицей. Например, первое выпитое пиво или первый секс с девушкой, когда ты лежишь рядом с ней, смущенный, возбужденный и слегка разочарованный — она теперь кажется тебе чуть более взрослой, а ты чувствуешь себя еще в большей степени ребенком, чем в самом начале вечера. Ты с нетерпением ждешь этих вечеров и ночей, словно решающих сражений в битве за незнакомую территорию зрелости.

Ты не вполне уверен в том, к чему стремишься и зачем. Ты просто есть. И все остальные тоже. Первым приходит алкоголь. Ты начинаешь понимать, что взрослые пьют нечто такое, что тебе пить не положено, и когда дома тебе удается сделать глоток, ты обнаруживаешь, что вкус у него довольно странный. Но догадываешься, что как раз в том и суть, что в этом есть нечто взрослое и восхитительное, раз его пьют, даже несмотря на не столь уж приятный вкус.

Насколько же все это сложно и не по-детски!

А потом оказывается, что кто-то в школе уже опередил тебя на несколько месяцев. Начинают ходить завистливые разговоры про какую-то вечеринку на выходных, про старшего мальчика, раздававшего банки с пивом, и про мальчика из твоего класса, который выпил три банки и его не вырвало, а потом он поцеловал девочку…

Далее оказывается, что про поцелуи все неправда. Маленькие мальчики порой любят приврать, и большие, конечно, тоже. Но все остальное действительно правда, и когда ты узнаешь, кто этот мальчик, тебя это вовсе не удивляет.

Это Прозорливец.

Такой есть в каждом классе. Он всегда оказывается на месте первым, постоянно оставляя тебя позади, и на полной скорости несется во взрослую жизнь, так что даже его собственный голос за ним не поспевает.

После того как он перешагивает черту, отделяющую его от мира взрослых, неожиданно то же самое начинает казаться вполне приемлемым и для остальных. И однажды наступает вечер, когда ты с приятелями стоишь возле стойки бара, одному из них удается обмануть бармена — и вот вы уже держите в руках большие холодные бокалы, и это совсем не то, что глоток из теплой бутылки в саду прошлым

летом. Ты делаешь глоток, ощущая металлический привкус пенистой жидкости, как будто вытекшей из какого-то автомата, но это действительно пиво, и ты понимаешь — отчаянно пытаясь допить содержимое бокала, которое всего лишь через несколько лет будет исчезать за пару небрежных глотков, — что взял первую высоту.

Ты получил первую из своих волшебных карточек. Теперь тебе знакома магия пива.

На следующий день ты становишься одним из парней, которые пьют пиво, постоянно хлебают его литрами — господи, иногда тебе кажется, будто ты можешь превратиться в законченного алкоголика, из-за того что очень много пьешь, — хотя оно до сих пор кажется тебе пенистым и кислым, если честно. Но честно ты никогда не скажешь, поскольку никто другой тоже ничего не говорит и ты не хочешь показаться маменькиным сынком, особенно теперь, когда уже доказал, что им не являешься.

К этому времени Прозорливец, внимания которого ты очень хочешь добиться (и вместе с тем слегка его боишься и даже в каком-то смысле ненавидишь), устремляется к очередным горизонтам. От него регулярно пахнет сигаретами, иногда он пытается сунуть руку под рубашку какой-нибудь симпатичной девчонке — и наконец он делает Это. То самое, что превращает мальчиков в мужчин, великое событие, после которого они наконец могут считать себя взрослыми, получившими новый опыт, который сразу же делает их на голову выше и круче всех остальных. И почему-то кажется, что тебе никогда не суждено ощутить это самому, что бы ты ни делал всю оставшуюся жизнь.

Но пока тебе все это лишь предстоит. Однажды ты попробуешь закурить, и тебе это либо понравится, либо нет, хотя ты вряд ли понимаешь, что этот выбор будет стоить тебе десятков тысяч долларов, бесчисленных перерывов на кофе, проведенных на холоде и под дождем в обществе таких же отверженных, и в конце концов твоей жизни.

А потом, при тех или иных обстоятельствах, твоя рука ощутит удивительное тепло и мягкость девичьей груди, и ты сам не поверишь в случившееся, словно тебе вопреки всему разрешили погладить маленькое безволосое мифическое существо в его гнезде. Ты не вполне уверен в том, что делать дальше — следующий логический шаг вовсе не кажется тебе столь очевидным, — но в конце концов ты оказываешься с девушкой в постели, и это приводит тебя в полное замешательство. Все быстро заканчивается, и ты оказываешься по другую сторону, в мире, где уже мало что осталось сделать, поскольку все главные события твоей жизни, кроме двух, уже свершились.

Рано или поздно ты начинаешь отмечать для себя очередные этапы жизненного пути, просто чтобы как-то заполнить время, и они могут быть чисто поверхностными и показными — крутая машина, крутой дом, крутая работа — или же малозначительными для кого бы то ни было, кроме тебя самого. Тебе кажется, будто ты делаешь эти отметки своей собственной рукой, но на самом деле она принадлежит тому, кто намного моложе.

Это та самая рука, державшая первую сигарету, рука, касавшаяся груди девушки, которая чувствовала себя замерзшей и уставшей и которой больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте.