Кровь фей
Шрифт:
Танриэн тихо рассмеялся, и лезвие ножа сверкнуло у плеча Аргалена. Не успел он опомниться, как его обдало брызгами крови из отрезанной руки. Танриэн, которому на губы попало несколько капель, слизнул их, улыбнулся. В перепачканной мантии, с возбуждённо блестевшими глазами, он казался чудовищем, по ошибке принявшим человеческий облик.
— Всё, всё, — приговаривал он заботливым тоном, зажимая рану Аргалена мокрой тряпицей. — Почти всю баночку на тебя извёл. Теперь ещё одна рука, крыло, а дальше я дам тебе умереть. Любопытно, служитель Кэаль, что мне делать с твоим жиром? Я не слышал от Учителя рецепта зелья, где рекомендовали бы фейский
Аргален был близок к тому, чтобы лишиться сознания. Плакать он уже не мог, молитвы оказались бесполезными; скорее бы умереть — вот и всё, о чём думал Аргален. Он надеялся, что сольётся с силой Кэаль и вернётся туда, где счастливо и безмятежно пребывал до своего рождения.
Жаль, что нельзя предупредить Лэннери и Беатию. Жаль… И оставался ещё один вопрос, но промычать его Аргален не мог, а вынуть кляп правитель не решался. Явно опасался, что фей завизжит во всё горло. Во дворце было много хибри, но и люди ещё оставались, не ведая, какой твари они служат.
— Ещё одна рука, — Танриэн бросил её в чашу, вытер руки и положил нож и тряпицу на стол; там и тут на древесине проступили тёмные пятна. — Настало время отдохнуть, служитель Кэаль. Я немного устал. Позволь, я завяжу шнурки потуже вокруг твоего туловища, а то ещё улетишь… да не вверх, а вниз!
Аргален пожалел, что не может дотянуться до рук правителя и хотя бы укусить его, зубами порвать бледную, покрытую мерзкими седыми волосками пергаментную кожу на пальце. Даже и такой маленькой мести фей был лишён! Оставалось надеяться, что Лэннери и Беатия окажутся удачливее.
— Чувствую, ты задыхаешься от невозможности спросить, кто такие мои Лучезарные на самом деле, — правитель присел на табурет и улыбнулся всё той же отвратительно добродушной улыбкой. — Хибри, или нечисть… или кто?
Аргален смотрел на него во все глаза, не шевелясь, не издавая ни звука.
— А ещё ты должен дивиться тому, как я создал иллюзию воинов из света. Да, это было нелегко, — Танриэн почесал бороду, устроился поудобнее на скрипнувшем табурете, — но ведь у меня был лучший Учитель на свете. И он научил меня следующему: обманывая людей, делай то, чего они хотели бы сильнее всего. Их желание переплетётся с твоей магией, — со смешком произнёс Танриэн, — и будет усиливать её. Понял теперь, служитель Кэаль? Достаточно создать простенькую иллюзию и заставить поверить в неё одного человека — да хотя бы слабоумного брата, — как она заметно усилится. К тому времени, как отряд моих воинов появился перед вами, весь Кейверран верил в то, что они Лучезарные. А значит, мне эту иллюзию и подпитывать не надо — она держится сама собой.
Танриэн подмигнул пленнику, вставая с табурета и снова беря в руки нож:
— Ну что, займёмся теперь вторым крылом?
И Аргален, наконец, лишился чувств.
Ставим лайки, комментируем! Как вам этот сюжетный поворот? Кого из фей жалко, и жалко ли вообще? Как вы думаете, узнают ли Лэннери и Беатия о смерти товарищей? Автору будет интересно узнать о ваших впечатлениях!
Глава XVI
— Вы окажете нам огромную честь! У нас… в деревне… служители Кэаль… — мэйе захлёбывался от благоговения и не находил слов, чтобы выразить его в должной мере. Лэннери с трудом сдержал неуместно весёлую улыбку, видя смущение Беатии.
Перед
— Так-то оно так, — не стал возражать Лэннери, — но не лучше ли потерпеть, раз уж сайкум закончился? Ещё немного — и мы окажемся на Флавастрии, где его делают из сока золотолиста. Это наверняка будет вкуснее, нежели человеческая еда!
— Тут дело не в голоде. Я просто хочу попробовать, — заупрямилась Беатия, словно ей вскоре должно было исполниться не шестнадцать, а шесть лет. — Раз уж мы остановились в Гурунье… Да и деревенские решат, что я их благословляю таким способом, — добавила она с усмешкой.
И теперь Беатия сидела за столом на потемневшей от времени деревянной скамье, а вокруг неё собралась вся семья мэйе — кругленькая, румяная жена, старуха-мать и три дочери, да сам он, так часто кланявшийся феям, что у Лэннери зарябило в глазах. Он отошёл в сторону и прислонился к стене, наблюдая за тем, как женщины хлопочут вокруг Беатии. Выяснилось, что по деревенским поверьям фея, которая решила отведать чьих-то яств, не только благословляет дом и всю семью, но и показывает, что люди это святые, и Кэаль на том свете удостоит их души невиданного блаженства.
— Ешь, благородная фея, — пропели дочери мэйе в три мелодичных голоса — не хуже, чем интонации самой Беатии. Красивые девушки, только чересчур пухленькие, промелькнуло в голове у Лэннери. Он задумчиво покрутил свою палочку в руках и услышал голос Айи:
«Незачем смотреть на человеческих девушек, если не собираешься отказаться от крыльев!»
Лэннери хмыкнул.
«И не думал. На пороге-то новых Злых Времён!..»
— А… а это вкусно? — Беатия нерешительно взяла в руки луковицу, надкусила, и до Лэннери донеслось явственное «Ой». На глазах у Беатии выступили слёзы; она поспешно схватила кусок хлеба и принялась заедать им невкусный, как видно, лук. Лэннери потянул носом — да, судя по запаху, такое лучше не пробовать.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил мэйе, а жена его пододвинула к Беатии большую кружку с колодезной водой.
— Это я… от счастья, от благодарности плачу, — нашлась Беатия и попросила отрезать ей кусок сыра. Три дочери мэйе наперебой бросились исполнять это пожелание, а старуха-мать стала громко возносить Кэаль молитву за то, чтобы и впредь служители её осеняли своими крылами этот дом. Лэннери вдруг заскучал и потихоньку, пока все были заняты Беатией, выбрался во двор — только дверь скрипнула.
Небо над ним раскинулось безупречно-синее, без единого облачного пятнышка, и хотя Белая Звезда сияла не так ярко, как прежде, трещины на ней были не так уж заметны — если не присматриваться. Лэннери постоял какое-то время, вслушиваясь в звуки окружающего мира — кудахтанье кур, мычанье коров и гогот гусей. То и дело доносился колодезный скрип и человеческие голоса, слышался чей-то грубый, но сердечный хохот. Из хлева тянуло запахом навоза, который смешивался с ароматами скошенной полевой травы. «Остаться бы тут», — подумал Лэннери, как тогда, в Аргеновой Долине. Хотелось лечь где-нибудь на траву, слушать шёпот листвы на деревьях и ни о чём не думать, пока не уснёшь.