Кровь и чернила
Шрифт:
Пива бутыль откупорил
Парень и тут налетел
Его лучший друг – ведь скучно пить
В одиночку, как забулдыга какой-то.
И сами не видя того,
Налудилися допьяна…
– Почему все твои стихи либо про пьянство, либо про какую-то гадость? – спросила Маша. Да, слово "секс" она, в отличие от детей из развращённой Европы, которым промывают мозги бесконечными рассказами про однополые и не только отношения ещё в детском саду, слышала лишь несколько раз, и ей совершенно не хотелось этим бравировать.
– Я даже не знаю. Ещё
Был ещё какой-то стих на болгарском, но Маша, не знавшая этого языка, всё равно не поняла бы. Хотя, может быть, это был не болгарский, а русский с кучей ошибок. Сусло меж тем не унималось и продолжало декларировать:
Я на толчке, словно на троне расселся,
Словно король королей,
В час, когда добежал до заветной двери,
Когда мучал понос…
Спася тем самым портки от потопа бурого,
Что было совсем неминуемо.
– Фу! Гадость! Я всё понимаю, но рассказывать стишок про какашки – это слишком даже для тебя! – сказала Маша Шнурку, но потом заржала как дохлый тюлень.
– Да. Это было смешно.
Как писал один известный фантаст, поэзия вогонов занимает третье место во Вселенной по отвратительности. Исходя из этой логики, поэзия Шнурка заняла бы хоть и не призовое, но довольно почётное четвёртое место. Проза у него получалась, однако, также не слишком хорошо.
Впрочем, Маша предложила интересную идею:
– Давай закинем их в один шкаф с "Больным миром".
– Давай. – ответил ей Шнурок.
С этими словами толстая тетрадь в белой обложке с хмурым котёнком – видимо, от факта причастности к высокому искусству, которое пёрло у Шнурка изо всех щелей, полетела в шкаф – оставаться там до конца дней. Тем более, ни там ни там ни системы нет, ни культивации, ни даже Джеффа-убийцы, так что в чём смысл вообще открывать эти рукописи? Ради того, чтобы просто посмеяться, а потом забыть?
Впрочем, что касается культивации… Тут она представила мага-Шнурка с книгой в руках и с 999-м уровнем души, а потом, смеясь, побежала в свою комнату, быстро намалевала свой рисунок, на котором был нарисован Шнурок с кривой рожей, с колдовской книгой в руках и надписью "999 УР.".
– Ну как, похож? – спросила Маша, показав рисунок Шнурку.
– Да. Прямо я. Такая рожа у меня была, когда я в лужу харей упал.
– Шикарно. – ответила Маша. – А теперь я пошла, мне нужно ещё родителям звякнуть и поесть. – сказала девочка, положила рисунок вместе с трудами Шнурка, мнившего себя человеком искусства – точнее, мультяшкой искусства, и убежала в сторону холодильника.
Шпатель возилась в своей лаборатории, а Барсик тренировался в лесу, поднимая и опуская вниз огромный валун – он боялся, что долгий, сладкий сон под кроватью, которому он предавался, не слишком хорошо влияет на его форму. Хоть он и был очень мягким и дружелюбным, но в то
Вечер произошёл совершенно без приключений, так что рассказывать о нём нет смысла от слова совсем.
Глава 21. Саморазрушение
Тем временем в тени бразильских трущоб, где власть взял сирота, а нынче король Педро, окруживший себя мультяшками зака-зака, более-менее договорившийся с Реалистами, выпросив себе хоть и крайне хрупкую, но всё же гарантию безопасности – к тому же эта организация сейчас занималась совершенно другими делами – вроде разгона "Лесного Кимрона", охотой на мульитяшек, похожих на Бенди во Львове и истреблением сусел под Читой, попытался найти общий язык с бандитами, которые хотели проучить выскочку, который позарился на чью-то сферу влияния, сам того не ведая. Подросток не желал ещё раз прибегать к насилию, не только боясь лишней крови – как людской, так и своих анимационных кадавров, но и понимая, что второго боя его крохотное королевство, и без того одержавшее пирровую победу, точно не выдержит.
Для начала, необходимо было договориться с наркодилером по имени Хосе. С ним оказалось всё просто. Как мы знаем, главное правило любого уважающего себя барона – не садиться на свой товар. Чтобы надавить на него и хорошенечко запугать, Педро шикнул на своих слуг, и тридцать зака-зака пришли к Хосе, который хотел предложить приобрести белый колумбийский снег, но увидев свиту, он в ужасе сказал:
– Скажите, что я не упорот!
А они ему в унисон крикнули:
– ПРИВЕТ. ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ.
– Что тогда барон скажет? Мне же тогда [название женского детородного органа] будет!
– А, ладно. Дай гарантию того, что не нападёшь на меня, и я больше не буду иметь к тебе претензий. Иначе я буду вечно тебя пугать. – раздался голос за стеной.
– Я даю слово.
– Подпиши договор. – сказал Педро и вручил Хосе какую-то бумагу.
Напуганный Хосе подписал какую-то бумагу, и Педро поставил на неё печать.
– Отлично. – сказал он Заке-Мими. – С одним справились. Теперь нужно договориться с другими.
Два других лидера преступных группировок оказались ещё менее сговорчивыми; один из них даже ткнул в нос карабином. Но и их удалось напугать. Предпоследний, длинноволосый Тритон, больше похожий на безобидного хиппи, чудом сохранившегося после конца шестидесятых, чем на члена влиятельной преступной группировки, был человеком суеверным: приняв зака-зака за злобных духов, он испугался колдуна и пулей подписал контракт, где обязался не только не нападать на него, но и в случае нападения на него Реалистов помочь людьми.