Кровь и сахар

Шепард-Робинсон Лора

Чайлд остановился у столба с металлическим крюком вверху.

– Мы нашли его здесь. Руки Арчера были связаны, он был полностью обнажен. Его одежда так и не нашлась. Либо ее продал убийца, либо она лежит на дне Темзы.

Я посмотрел на крюк, оглядел это унылое место в углу причала.

– Почему его повесили здесь? Потому что убийца гордился сделанным? Или это было предупреждение остальным?

– Думаю, что второе. Здесь не любят аболиционистов.

– В особенности тех, кто думает, что знает, как покончить с рабством.

–

Как скажете. Мы также не нашли и орудие убийства. Брэбэзон, хирург, с которым вы недавно познакомились, считает, что это был не обычный карманный ножик, а что-то побольше.

– Охотничий нож?

– Скорее, штык-нож. Горло не пилили, был один чистый разрез.

Мне было очень тяжело об этом думать, но это был мой долг.

– А рабское клеймо? Вы нашли работорговца, который использует его?

– А смысл?

Я с трудом сдержал раздражение:

– Может, убийца входил в команду на одном из его кораблей?

– Зачем убийце ставить клеймо, с помощью которого его можно опознать? Не вижу смысла.

Это был разумный довод, но я не желал соглашаться с ним, не проведя более тщательного расследования.

– Кто его нашел?

– Местный парень, Натаниель Гримшоу. Он работает ночным сторожем на одном из складов вон там. Натаниель вышел выкурить трубку около четырех утра и нашел вашего друга, качающегося на крюке. Арчер жил в гостинице, которую держит его мать, в «Ноевом ковчеге». Мы с вами встречались там. Парень сразу узнал его, разбудил дежурного констебля, а тот поднял с кровати меня.

– Вы знаете, в какое время его оставили здесь?

– Натаниель говорит, что он проходил тут около часа ночи, и тогда Арчера еще здесь не было.

– Значит, между часом и четырьмя часами утра?

– Скорее, после двух. До этого тут шляется много людей из прибрежных таверн. Убийце пришлось бы сильно рисковать.

– На пытки требовалось время. По крайней мере час.

– Думаю, больше, – заявил Чайлд без тени улыбки на лице.

Я еще раз осмотрелся – склады, таверны, близко расположенная военно-морская верфь со стражниками.

– Его не могли пытать здесь. Убийце требовалось какое-то более уединенное место. Может, один из складов?

– Многие стоят пустыми. Несколько дептфордских торговцев разорились в последние годы.

Я почувствовал, что Чайлд немного расслабляется и смягчается, и задумался, не беспокоит ли его убийство Тэда гораздо больше, чем он показывает. Магистратов в провинциальных городах назначают самые богатые горожане. Здесь, как я предполагал, это были люди, разбогатевшие на работорговле. Может, Чайлд волнуется за свое место? Или боится того, к чему может привести расследование?

– Это должен был быть высокий и физически сильный человек, чтобы притащить сюда Арчера и повесить.

– У него могли быть помощники.

– Вы считаете, что это возможно?

Чайлд как будто мгновенно закрылся, и на лице появилось то

же воинственное выражение, что и раньше.

– Возможно все.

– А других подозреваемых у вас нет?

Чайлд смотрел на голые болота на Собачьем острове, от которого нас отделяла вода. Там стояла виселица, на которой болтались трупы трех повешенных мужчин – бунтовщиков или пиратов – и медленно гнили на послеполуденном солнце.

– Никто ничего не говорит. Во-первых, никто не хотел видеть его здесь. И если кто-то и знает, кто его убил, я последний человек, кому он об этом скажет. Может, он пошел бы в ближайшую таверну и угостил убийцу.

– Значит, вы думаете, что это мог сделать любой человек, кроме того, кто, как нам известно, напал на Арчера раньше?

Это была чушь собачья. Чайлд даже не пытался найти убийцу.

– Ну, примерно так. Caveat viator.

Риск путешественника – или «ответственность лежит на путешественнике». Я начал несколько уставать от магистрата с его дурацкой латынью.

– Вы считаете, что он получил по заслугам? – резко спросил я.

– Никто такого не заслуживает. Но люди из рабовладельческого бизнеса – это люди совершенно особой породы. Это занятие меняет их. Убивает все хорошее в душе. Начнете бороться с ними – и плохо закончите. – Чайлд кивнул на крюк.

Глава двенадцатая

Чайлд ушел по своим делам, и я в одиночестве бродил по улицам портового квартала. Все оптовики здесь продавали то, что нужно в плавании: парусина, продовольствие, скобяные изделия. Меня интересовали последние.

Я переходил из одной лавки в другую – мне сказали, что в Дептфорде почти дюжина скобяных лавок, – и в каждой показывал рисунок клейма. Я подслащивал свои вопросы небольшим количеством серебра, но хозяева отвечали мне пустым взглядом. Пока я не оказался в седьмой по счету лавке.

Кузнец с копной седых волос и большой родинкой на носу посмотрел на рисунок:

– Да, моя работа. Хотите такое же?

– Возможно. Вы можете рассказать мне про это клеймо?

Образцы его изделий висели на стенах лавки: куски цепей разной толщины, продававшиеся милями, ошейники, ручные и ножные кандалы. Вывеска над ошейниками гласила: «Все размеры от четырех лет и старше».

Я вспомнил ошейник на шее Бена, моего друга детства. Потом подумал про Габриеля, который был лишь немного младше мальчиков, которым предназначались самые маленькие ошейники. Я сделал глубокий вдох, чтобы хоть как-то подавить ярость, вызванную этими образами.

Владелец лавки почесал свой живот сквозь кожаный фартук.

– По правде говоря, могло бы выглядеть получше. Железо хорошо подходит для инициалов, но для картинки надо брать золото. – Он прижал сустав одного пальца к тыльной стороне ладони и издал шипящий звук. – Край получается более четкий. Но покупатель не хотел переплачивать.