Кровь и сахар
Шрифт:
Чайлд скептически осмотрел мою форму: от черной двууголки до кожаных сапог, между ними отметив красный мундир, бриджи из буйволовой кожи и шелковые чулки.
– По какому вопросу? – спросил он с набитым ртом. Говорил он с местным акцентом, благородных ноток в голосе не слышалось, и он не пытался это скрыть.
– Пропал мой друг. Считается, что он отправился в Дептфорд. Мне хотелось бы, чтобы вы помогли мне его найти.
На Чайлде был потрепанный синий сюртук, галстук оказался заляпан жиром. Я дал бы ему лет сорок пять, хотя из-за его двойного подбородка и парадного парика сложно было сказать точно.
Его маленькие, как черные пуговки, глаза явно все
Он подавил вздох и жестом предложил мне сесть напротив.
– Фамилия вашего друга?
– Его зовут Таддеус Арчер, хотя большинство людей зовут его просто Тэд. Ему тридцать лет, и он приехал сюда из Лондона.
– Джентльмен?
– Адвокат. Линкольнс-Инн [14] .
14
Линкольнс-Инн – один из четырех судебных иннов. Инны – традиционная форма самоорганизации адвокатского сообщества в Англии и Уэльсе. Каждый адвокат должен вступить в одну из четырех юридических корпораций (или палат). Территориально расположены в центре Лондона.
– Ох уж эти адвокаты. Мой отец говорил, что они отправлены на землю, чтобы сборщики налогов на их фоне казались хорошими. Я никогда не слышал про вашего друга, капитан. Мне очень жаль.
– Мистер Арчер должен был вернуться домой еще пять дней назад, – настаивал я. – Но никто его не видел после отъезда из Лондона. Его сестра беспокоится о… – Я запнулся, когда он стал заталкивать в рот очередной кусок пирога. – Может, мне подождать, пока вы закончите завтрак, сэр, и тогда я провожу вас до сторожевого дома? Тогда вы сможете что-то записать.
Чайлд постучал по своей голове зубчиками вилки:
– Заверяю вас, сэр, все останется здесь. Адвокат. Арчер. Сестра. Продолжайте.
Я нашел манеры Чайлда такими же грубыми, как и его костюм, но сдержал свое нетерпение.
– Как я уже говорил, сестра мистера Арчера беспокоится о нем.
Чайлд сделал большой глоток вина.
– Послушайте, я хотел бы вам помочь, сэр, но к нам в Дептфорд приезжает много людей. Приезжают, уезжают, происходят несчастные случаи. Мужчины напиваются, падают в реку, иногда кто-то помогает им упасть. В конце концов их выбрасывает на берег, река отдает их, хотя часто к тому времени от них мало что остается. Если это случилось с вашим другом, могут пройти недели, прежде чем мы найдем его.
Было очевидно, что мистер Чайлд невзлюбил меня, вероятно, из-за моего внешнего вида и моей классовой принадлежности. Может, еще я не понравился ему, потому что я военный. Я знал, что между городом и военно-морской верфью напряженные отношения. Пришло время забыть о хороших манерах.
– В вашем городе, за порядком в котором вы обязаны следить, сэр, пропал джентльмен. У меня нет желания создавать вам проблемы в Уайтхолле, но, поверьте, я сделаю это, если вы мне не поможете.
Наконец Чайлд оторвался от завтрака и поднял голову:
– Значит, Уайтхолл, сэр?
– Да, я приписан к Военному министерству. – Я вручил ему свою визитку. – Так что, сэр? Друзья или враги?
Чайлд облизнул губы языком, только что смоченным вином, и гневно уставился на мою визитку.
– Вы знаете, зачем ваш друг сюда приезжал? По делам? Многие лондонские юристы ведут дела торговцев и оптовиков с Дептфорд-Стрэнда.
–
Я ожидал, что враждебность мистера Чайлда только усилится – я вполне мог представить, какого он мнения об аболиционистах. Тем не менее, когда он заговорил, в его голосе появилась скорее не злоба, а настойчивость.
– Опишите его, пожалуйста, капитан, – попросил Перегрин Чайлд. Он сидел напрягшись, его взгляд чуть ли не прожигал во мне дыру. Меня встревожила эта внезапная перемена, и дурное предчувствие холодком пробежало по моей коже.
– Рост сто семьдесят сантиметров. Очень худой, бледный. Длинные черные волосы. Люди запомнили бы его – они всегда запоминают. Одевается как адвокат, но говорит как священник.
– Подходящее описание, – печально произнес Чайлд.
– Подходящее? – Я нахмурился: – Вы же вроде бы говорили, что не знаете его.
– Mutato nomine de te fibula narrator. Басня сказывается о тебе, изменено только имя. – Чайлд отодвинул тарелку и вытер рот салфеткой. – Капитан Коршэм, вам лучше пройти со мной.
Глава третья
Под простыней лежало что-то, по размеру и форме напоминающее человека. Ростом с Тэда. С фигурой как у Тэда. Я почувствовал вкус горечи во рту. Перегрин Чайлд что-то говорил, но я почти ничего не слышал.
– Наш труп называл себя Томасом Валентайном, и это был не первый его визит в город. Мы нашли его четыре дня назад на причале. Я связывался с лондонскими магистратами, пытался найти его родственников. Если Валентайн – вымышленная фамилия, это объяснило бы, почему я никого не нашел.
Мы вернулись на Дептфордский Бродвей, в дом, где на первом этаже была аптекарская лавка, а на втором этаже жил и принимал пациентов хирург [15] Джеймс Брэбэзон. В комнате было много полок со стеклянными бутылочками и баночками, деревянных стоек для пил, ножей и ножниц. В воздухе висела ужасная вонь – смесь запахов разложения и гниения, пережаренной дичи и одеколона хирурга. Все это я отмечал вскользь, а сам смотрел только на то, что лежало на столе.
15
До XIX века хирург в Англии не считался «доктором», то есть не признавался как врач. У «врача» должно было быть университетское образование, а «хирург» обучался специальности, работая ассистентом практикующего хирурга. Им запрещалось переступать границы своего ремесла, выписывать рецепты и выполнять врачебные манипуляции.
– Как я уже сказал, описание подходит, – снова заговорил Чайлд. – Но, может, вы предпочтете позвать кого-то? Может, слугу, который его знал? Тело не в самом лучшем состоянии. Это вам не венок из роз.
Я поднял голову:
– А я не цветочница. Пожалуйста, продолжайте.
Чайлд кивнул Брэбэзону, и тот поднял простыню.
У меня все поплыло перед глазами. Я стоял неподвижно, пытаясь принять этот удар. Я ожидал этого, но меня все равно будто переехало упряжкой волов. Тонкие черты лица Тэда распухли, но все же оставались мучительно узнаваемыми. Мой взгляд скользнул по его шее, по зияющей в ней дыре, бессчетным порезам и ссадинам на теле. Все эти раны казались нереальными, как картина с изображением замученного пытками святого.