Кровь и туман
Шрифт:
Снимаю замок с петель и временно прячу его в карман куртки. Открываю одну створку двери. Жду, пока Слава отойдёт в сторону, чтобы распахнуть вторую. Захожу в гараж, наскоро убираю инструменты и рабочую одежду, которые оставил прямо на путях для заезда. Проверяю, работает ли свет, ведь если нет, это значит, что мои жалобы по поводу слабых лампочек всё время летят в пустоту и пора переходить на новый уровень.
Но нет. Щелчок – и помещение заполняется мягким белым светом.
– Снег пошёл, – слышу за спиной
Оборачиваюсь. Она стоит в шаге от гаража с запрокинутым наверх лицом. На улице темно, девятый, никак, час, но я вижу её хорошо, благодаря освещению в гараже
Снег будто и не падает вовсе. Парит так медленно, словно застрял в воздухе как в желе. Слава убирает шарф с губ. Открывает рот и высовывает язык в попытке поймать снежинку. Я бы назвал эту картину самой безмятежной из всех, что видел, если бы не реальность, рвущая её по швам: прихрамывание, трость, следы боёв, которые не остались шрамами, но навсегда изменили её лицо, превращая то детско-удивлённое и испуганное выражение, которое я увидел впервые, когда вместе с Марком проник в её комнату поздно ночью, чтобы рассказать всю правду, что от неё скрывали, в холодную и хмурую маску пережившего войну человека.
Таких сразу видишь. Они ничем себя не выдают, ты просто знаешь – тот, кто сейчас улыбается , стоя прямо перед тобой, когда-то встречался со смертью лицом к лицу.
Так выглядит каждый второй в штабе. Такого же я вижу в отражении в зеркале каждое утро.
Такая теперь и она. Девчонка, которая, я думал, станет лишь очередной единицей в нашем строю. Девчонка, имя которой, я считал, спустя пару дней даже и не вспомню.
Девчонка, которая, я не предполагал, станет одним из моих самых близких друзей.
Я иду к Славе. Встаю рядом, тоже запрокидываю голову. Миллиарды белых мух кружат над фоне черничного неба. Красота в простых вещах, как эти, всегда восхищала меня больше всего.
– Я попрошу у Дмитрия, если тебе это правда нужно, и ты считаешь себя готовой, – говорю я. – Но за последствия, если что, отвечать не буду.
Холодно. Сую руки в карманы штанов. Вжимаю голову в плечи.
– Буду должна, – отвечает Слава. – Проси, что хочешь, в рамках уголовного кодекса.
– Помоги Марку найти мне нормальную девушку, – вырывается у меня.
Совсем дурак, наверное. Крайний раз, должно быть, слишком уж сильно по голове получил.
– Знаешь, – протягивает Слава. – У меня не очень хороший вкус на девчонок.
То, как она это произносит… Нет, глупо цепляться к интонации и искать в обычных фразах тройной подтекст, но что-то всё-таки заставляет моё сердце на целое мгновение замереть. Затем, совладав с собой, я говорю:
– И всё же ты уж постарайся. Услуга за услугу. К тому же, это твоя прямая обязанность как моей подруги.
– Тут ты прав, – соглашается Слава. – Но сразу говорю, что подруги
Мы оба смеёмся. Это всё глупости, причём вовсе не такие уж и забавные. Но мы всё равно хихикаем долгую минуту.
Мне нас жалко. Так устали, что рассыпаемся даже в состоянии полного спокойствия.
– Нужно пригнать машину, – говорю я.
Гляжу на распахнутые створки гаража. Затем оборачиваюсь назад, на штаб. И опять смотрю на Славу.
– Иди.
Слава снова обращает лицо к снегопаду. Я повторяю за ней и тут же получаю снежинкой прямо в глаз. Морщусь. Но даже эта досада не портит мне настроение.
– Но, я, может, ещё немного тут с тобой постою. Можно?
– Можно.
И мы, как два дурака, стоим, запрокинув головы, и смотрим, как с неба падает снег.
Меньше, чем через десять дней Новый год. Я пережил восемнадцатилетний рубеж – а этим привычно может похвастаться не каждый страж. Дед здоров. Мама меня любит. Мои друзья живы.
И Славка… просто рядом. Даже если лишь буквально – зато плечом к плечу.
И чего ты вечно жалуешься, Прохоров? Жизнь прекрасна, если так подумать.
Я широко улыбаюсь.
Да. Точно.
Тихая гавань. Глава 2. Ваня
Канун католического Рождества.
Не то, чтобы я испытываю ненависть ко всей этой череде зимних праздников, но то обилие украшений, которое ежегодно достаётся из кладовки и создаёт хаос в месте, где порядок предполагает круглосуточную перспективу, начинает невероятно раздражать ещё на этапе распаковки коробок.
В этот раз особенно. Многочисленных зеркальных поверхностей в виде шаров, бус, гирлянд и мишуры мне при всём желании не избежать. Ярко-оранжевые огни, смотрящие на меня с каждой из них, дезориентируют на секунду, в течение которой я вспоминаю, что это отныне норма.
Нет, я, конечно, привык , вот только свыкнуться пока так и не смог.
– Вань, подай-ка мне шар со снежинками, – просит Лена.
Она участвует в украшении ёлки вместе с Виолой, Полиной и Марком. Мне же досталась роль восседающего на диване в обнимку с гигантскими коробками пассивного помощника.
– Вот этот? – я вытаскиваю из коробки голубой шар с белыми кляксами.
У того, кто обозвал их снежинками, явная проблема с идентификацией природных явлений.
– Да, да, – нетерпеливо сообщает Лена.
Машет, мол, поторопись. Я подбрасываю шар в воздухе. Лена пытается поймать, но сделать это ей не помогает даже лихорадочное перебирание руками воздуха. Шар падает на пол, но не бьётся. Не стекло – пластик.
– Хочешь – не хочешь, но пока мы не украсим гостиную, ты никуда не пойдёшь, – сообщает она. – А теперь подай мне этот дурацкий шар, я не буду ради тебя слезать с табуретки.