Кровь и Звёзды
Шрифт:
Наши взгляды встретились, красный и розовый, она улыбнулась и пожала плечами.
— Ха. Посмотрим, чья кьютимарка круче? Моя может двигаться.
Я не имела ни малейшего желания соревноваться с ней. Лучше сдохнуть, чем заиметь что-то подобное на собственном боку.
— Ты победила, — без энтузиазма ответила я.
Остаток полёта я провела в молчании. Я не собиралась говорить ничего, что хотя бы отдалённо было бы похоже на причитание. На свете были и более жуткие вещи, чем полёт.
* * *
Похороны Розы
Рампейдж не пришла. Я могла попросить его. Она могла бы быть тут.
И разумеется, именно в этот момент облака потемнели, угрожая снова разразиться дождём. Хотя, сильнее я ведь простудиться всё равно не смогу, правда?
Священник подошёл к укутанному в ткань телу Розы и на несколько секунд почтительно склонил голову, прежде чем заговорить спокойным, твёрдым голосом.
— В жизни каждого из нас есть своё путешествие. Дорога, по который мы идём. Путь, которому мы следуем. Каждый из нас идёт этой дорогой по-своему. Иногда приходится идти в одиночку. Иногда, если нам везёт, находятся попутчики.
Кобылки и жеребцы мягко прикоснулись к Торн, напоминая, что она была не одна. Теперь она была Метконосцем.
— Этот дорога может быть тёмной. Она может быть тяжёлой и мучительной. И слишком часто она пресекается с чужими. Мы идём своей дорогой так, как можем, неважно, радостно и целеустремлённо или же с опущенной головой и тяжестью в груди. Но мы идём.
— Как и у многих других в Хуффе, дорога Розы подошла к концу. Эта дорога была не из благородных, но, хоть она запятнана кровью других, у неё была своя добродетель. Любовь к дочери и стремление защитить о обезопасить её. Поэтому если кто-то захочет плохо отозваться о покойной, не препятствуйте им, ведь прошлое не есть настоящее.
«Я принесу торт на твои похороны. Хочешь сказать, они у меня будут? Мило». Как много жизней я прервала, у которых никогда будет такой возможности? Была ли она у Эйр Дакт и Вент? Похоронил ли кто-то Скудл? Или тех сорок безымянных жеребят? А Тамблвид и одиннадцать зебр? Где были добрые слова для Е-21? Для Вэнити? Для Горгона? Для Деуса?
Я не хотела умереть в одиночестве, всеми забытой.
— Твоя дорога подошла к концу, Роза. Покойся в объятиях Селестии и Луны. Пусть Богини примут тебя с добротой и милосердием.
Мы склонили головы, и шесть единорогов, включая меня, одновременно подняли её тело своей магией и опустили в землю. Собравшиеся пони перемешались. Пурри заиграла какую-то мелодию. Священник положил рисунок Торн поверх промокшего полотна. Чарити оставила две бутылочные крышки. Глори — перо. Я? Два маленьких золотистых цветка.
Несколько молодых земных пони вышли вперёд и, взяв лопаты,
— Мама! Мама! — и секундой позже завопила. — Вампейдж! Вампейдж!
Я медленной вытащила контрабас из чехла и стала на задние ноги. «Ты держишь его как земная пони». Потёршись щекой о холодное дерево, я тихо прошептала:
— Пожалуйста, лишь бы я ничего не испортила.
Лист с нотами, что дал мне Священник, висел передо мной. Я обхватила смычок ногой и медленно провела им по струнам.
К медленным звукам контрабаса, печальная мелодия которого разливалась меж звуком бьющихся о землю лопат, присоединилась скрипка. Я в изумлении посмотрела на Чарити; кобылка с недовольным видом коротко кивнула мне, пока музыка раздавалась из её сияющего рога. Пусть она мне всё ещё не нравилась, но сейчас тут были вещи важнее каких-то «нравится — не нравится». Священник невозмутимо добавил в мелодию звуки какого-то более глухого струнного инструмента. Я не знала, что значит «Адажио для Струн», но, слушая эту то усиливающуюся, за вновь затихающую мелодию, я лишь могла чувствовать, как моё собственное больное, полное печали сердце билось в такт музыке. Было больно. Как же было больно. Неважно, что я плакала; теперь дождь лил в полную силу.
«Выше. Выше. Ещё немного», — будто бы говорил мне инструмент. — «Выше!»
Тишина.
Я склонила голову, когда мы доигрывали последние аккорды, сердце забилось сильнее в груди; я не знаю, что за магия помогла мне пройти через всё это, но когда затих последний звук, с нами остались лишь шум дождя, грязный холмик сырой земли и простая деревянная дощечка с надписью «Роза».
* * *
Большинство пони посообразительнее меня додумались убраться из-под дождя, и в этот раз мне хватило ума последовать за ними. В здании почты были устроены скромные поминки. Метконосцы рассказывали о своих ушедших друзьях и семье. Кто-то плакал, но многие улыбались. Всё это было куда большим, чем просто похороны Розы. Это были похороны для Скудл, для всех умерших пони, о которых осталась память, для тех заражённых фермеров, для Хосса и Бабули Смит, для Макинтоша, для Мэрипони и для всех падших Мародёров.
Я прохромала к одетой в кружевную накидку Лакуне:
— Итак… Богиня…
— Богини сейчас нет здесь, — ответила та голосом, в котором звучало почти… презрение? — Она не смогла вынести присутствия в этом месте. Она игнорирует меня и отвлекается на несущественные мысли других.
Я нахмурилась, наблюдая за аликорном, не уверенная, была ли я разочарована в ней или в Богине.
— Мне казалось, что богинь должны заботить подобные вещи.
— Это так. А ещё они не должны умирать, но они умирают. Прошу прощения, — поднявшись, сказала она и ушла в направлении уборной. Мелькнула фиолетовая вспышка за дверью, и когда я заглянула внутрь, её уже не было.