Кровь королей
Шрифт:
– Да. Я рассказывал про них. Люди, обращенные колдунами. Исполняют любую их волю. Живые мертвецы…
– Так он жив или мертв?
– Мертв. Голова отсечена от тела. Точнее… оторвана…
Флориан, стараясь не приближаться, стал разглядывать голову.
– Выходит, это мангусы перебили местных?
– Нет, – мотнул головой Олвин. – Судя по внешности и одежде… это и есть местный. И его обратили…
– Тринадцатый, –
Вестник продолжил осматривать святилище, медленно отвечая на вопрос:
– Это могут сделать только колдуны. И только если мы попадем к ним в руки. Да и то это дело небыстрое. Тем более что люди с сильным духом обращаются плохо…
– Ну тогда хорошо, что с нами Крошки Четта нет, – невесело усмехнулся обезображенным ртом Красавчик Флориан.
– Меня иное беспокоит, – проговорил Тоот. – Кто это сделал с мангусом?
– Там еще один! – заметил Шон и двинулся далее по кругу.
Голова была полностью размозжена, и только выпавший глаз свидетельствовал, что это тоже мангус. Брюхо было разорвано, кишки прилипли, а затем примерзли к каменной глыбе. А дальше еще с полдюжины истерзанных тел.
– Похоже, мертвы уже больше недели, – проговорил вестник, осторожно трогая кровавые раны. – Но ни один зверь не пришел на падаль. Почему?
Все трое обменялись взглядами. Но сказать было нечего.
Олвин направился в бревенчатый конус. Пригнулся, входя в дверь. Здесь во время обрядов жгли костер, и наверху имелось отверстие для дыма. Через отверстие внутрь поступал свет.
Олвин ничего не сказал. Только поджал губы, борясь с тошнотой. А вот вошедшие следом Шон и Флориан заголосили вразнобой:
– О боги!.. Мать твою!.. Вот ведь срань-то какая!.. Тринадцатый!..
Святилище устилали части человеческой плоти. Куски были столь мелкими, что невозможно было определить, останки скольких тел здесь лежали. Последние две ночи выдались морозными, и трудно было вообразить, какой бы иначе стоял здесь запах. В середине находился обложенный камнями очаг. Возле валялся наиболее крупный из останков: верхняя часть туловища с обеими руками и головой. Мертвец, лежащий спиной вверх, был в темно-синем балахоне с накинутым на голову капюшоном. Медленно подойдя, Олвин перевернул тело и склонился. Серая морщинистая кожа. Никаких волос на лице. Даже бровей. Глаза, налитые кровью.
– А вот это, друзья мои, уже не мангус.
Олвин повернулся к товарищам и внимательно
– Это колдун с Мамонтова острова.
Флориан сглотнул.
– Да что же здесь случилось?
– Смотрите!
Шон бросился к очагу и поднял из золы какие-то предметы.
Олвин Тоот узнал их. Это была серебряная чаша самописца и несколько магнетитовых брусков.
– Откуда она здесь? – удивился Красавчик.
– Наверное, колдун связывался с Мамонтовым островом, – предположил Олвин, и тут же его озарило: – Ищите стилус и ртуть! Они должны быть здесь!
Флориан и сам Тоот, преодолевая отвращение, принялись рыться в останках.
– Чаша валялась дном вверх. Если и была ртуть, то вся вытекла, – развел руками Арчер.
– Может быть еще, – сказал Олвин. – Ищите сосуды, фляги. Шон, забери чашу и бруски. И поищи остальные бруски. И шар с иглой.
– Хорошо…
Вскоре вестник обнаружил тонкую длинную палочку с одним заостренным концом и другим сплющенным. Олвин приблизил палочку к мечу. Ее потянуло к металлу, и палочка с глухим звоном прилипла к лезвию.
– Есть стилус! – обрадовался Тоот.
Они продолжили искать драконью ртуть, но тщетно. Нашлась одна фляга, но в ней была всего лишь стухшая вода.
– Олвин, – позвал Флориан. – Взгляни на это.
Вестник подошел к Красавчику и взял у него из рук прямоугольную дощечку, покрытую воском.
– Табличка для самописца, – пробормотал Олвин.
Одна сторона была пуста. Олвин перевернул и уставился на выведенный иглой загадочный рисунок. Круг. Тринадцать лучей, исходящих от него. Один из них чуть длиннее. А в круге – множество черточек, в которых угадывалось страшное лицо с открытым ртом.
Шон подошел к товарищам и потряс мешком.
– Вроде все. Чаша, шар с иглой и бруски, столько же, сколько у гретанвудского самописца… А это что за каракули?
– Ума не приложу.
Олвин протянул табличку Арчеру.
– Положи тоже в мешок. Может, пригодится.
– Хорошо. А что теперь-то делать будем? Стилус нашли, на гору Флориана нам уже не нужно…
Вдруг морозную тишь мертвого места нарушил вопль где-то далеко в горах. И вопль этот не молил о помощи и не сообщал о нечеловеческой боли. Он был воплощением ярости и сулил бесконечный ужас…
– Я знаю, что делать, – прошептал Красавчик Флориан. – Бежать!