Кровь, которую мы жаждем
Шрифт:
В течение коротких периодов времени я заглядывала в окна первого этажа, видела, как он проходит через кухню и разные комнаты, но не мог его услышать. Его бабушка, Мэй, редко бывает в западном крыле дома, поэтому я никогда не видела, как он с ней общается.
Представляю, какой он, может быть, играет классическую музыку через колонки, пока она готовит завтрак. Застилает ли он свою постель? Сам отбеливает свои простыни? Они вообще белые? Координирует ли он цвет своего шкафа?
Так много неизвестного об образце, который я с такой любовью хранила в
Из-за стеклянных окон между нами целый мир. И самое ужасное, что когда он исчезает в своем подвале, шпионаж полностью прекращается. Там нет окон.
Это единственное место, где, как я знаю, он ведет себя непринужденно, сбрасывает все покровы, существует в своей естественной среде обитания, а я ни разу не смогла этого увидеть. Но сегодня ситуация меняется.
Есть облегчение в том, что есть возможность узнать от Тэтчера то, чему никто другой не смог бы меня научить, направить меня к какой-то форме освобождения от этих подавляющих болезненных фантазий, которые у меня есть.
Но есть и волнение. Я должна быть сосредоточена на том, что я собираюсь узнать, а не поглощена мыслью о том, что нахожусь в его доме, где его запах свеж, а его движения искренни.
Только я и он. Не надо прятаться.
Мое тело занимает место в укромных уголках, которые он держит при себе. Пальцы покалывает.
Когда деревья расступаются и подъездная дорога заканчивается, передо мной открывается мощеный автомобильный двор, украшенный кустами магнолии, пылающими ярким цветом. Усадьба из известняка в стиле шато не перестает захватывать дух своей тонкой архитектурой и арками с декоративными карнизами и колоннами. Каждая деталь медальона и карниза вырезана вручную, что делает дом соответствующим тем, кто в нем живет.
Паркую свой автомобиль старой модели, чувствуя себя неполноценным по сравнению с Кадиллаками и другими роскошными машинами, которые стоят неподалеку. Посмотрев на телефон, я вижу, что опоздала на несколько минут, и мой выбор ограничен тем, чтобы остаться в машине или выйти из нее. Учитывая, что я довольно любопытная личность, я выбираю первое.
Мои неуклюжие желтые дождевые ботинки издают звук, похожий на шлепок, когда попадают в лужу воды и мое лицо сразу же встречает ощущение теплого дождя на моей коже. Я смотрю вверх на серебристые облака, плотные и сердитые.
Вместо того чтобы войти внутрь огромного величественного дома, я обхожу его сбоку, пытаясь сосчитать все окна на ходу, дохожу до тридцати одного, когда наконец добираюсь до заднего двора.
Я смогла увидеть это место лишь мельком, боясь быть пойманной за подглядыванием, но теперь, когда меня пригласили, я чувствую, что могу по-настоящему все рассмотреть.
Здесь нет ни бассейна, ни теннисных кортов, ничего, что кричало бы о роскоши или массовом богатстве.
Только цветы.
Огромный зеленый
В центре стоят прочные вертикальные колонны, по верху которых проходит шпалера. Вьющиеся розы змеятся вокруг колонн, ползут вверх, пока не образуют клумбу вдоль решетки.
Высокие белые арки нежно обвивают лианы. Есть мраморные статуи, одетые в одни лепестки, ряды ярких кустов, переполненных живыми цветами. Рядом с задней частью находится фонтан, и он тоже украшен колючим растением.
Аромат настолько силен, что кружится голова, а глаза не могут решить, на чем сосредоточиться в первую очередь, настолько тщательно все сделано, несмотря на то, что небо окрашено в серый цвет, а воздух немой, лишенный всех красок.
Цветок — как дыхание жизни в жесткое тело, лишенное духа.
Мое тело послушно движется по пространству. Я двигаюсь медленно, вглядываясь в то, как лианы и лозы роз обвивают бока дома. Проходя под колоннами, я понимаю, что, должно быть, на это ушли годы.
Протягиваю руку вперед, захватываю лепесток между большим и указательным пальцами, потираясь о мягкость цветка и чувствую, как дождь промокает сквозь мой кардиган, но меня это не беспокоит. Кончики моих пальцев касаются колючки, моя плоть осмеливается уколоть меня.
— Ты не найдешь здесь Тэтчера. — Элегантный голос, гладкий, как мед, заставляет меня обернуться. — Практически полностью избегает этой части дома.
Пожилая женщина в белой шляпе и садовых перчатках смотрит на меня, поправляя цветы в корзине. Глядя на нее, я испытываю искушение поверить в слухи о вампирах, которые клянутся, что семья Пирсон бессмертна.
— Я была... ух, ваши цветы прекрасны, — заикаюсь я, указывая на цветы позади меня. — Простите, я Лира. Я...
делала паузу. Кем именно я являюсь для Тэтчера? Студентка? Ученица? Определенно не друг.
— Друг? — предлагает она, выгнув одну темную бровь в мою сторону с таким знающим выражением лица. Это заставляет меня задуматься, как много она знает обо мне.
— Да, можно и так сказать, — бормочу я, облизывая внезапно пересохшую нижнюю губу. — Извините, что побеспокоила вас. Если вы просто направите меня к...
— Ерунда. — Она отмахивается, прерывая меня щелчком своего запястья. — Прошли годы с тех пор, как другая женщина добровольно пришла в этот дом и я устала от тестостерона.
Я не борюсь с мурашками, которые проходят по моей коже, понимая смысл ее слов. Женщины не были в этом доме, потому что они знают историю. Они знают, какая участь постигла женщин много лет назад.
— Вы мама Тэтчера?
Смех, теплый и юношеский, эхом вырывается из ее груди. Вдалеке каркают вороны, парящие в небе. Она продолжает смеяться, на ее лице улыбка.
— Нет, дорогая, я его бабушка. Не уверена, пытаешься ли ты просто завоевать меня или нервничаешь, но в любом случае я приму комплимент.