Кровь моего монстра
Шрифт:
— Тебе не хватает опыта и союзников, именно в таком порядке. Тебе нужно сначала поработать над этим, прежде чем просить о голосовании. Уверяю тебя, что даже если я проголосую за тебя на этот раз, все остальные, включая Сергея, пристрелят тебя. Нынешний исполнительный директор, один из людей Михаила, добивался пятипроцентного роста в течение трех лет. Если ты придумаешь способ победить его, во что бы то ни стало попроси провести голосование и потребуй, чтобы тебя назначили. Это единственный способ, чтобы это сработало.
— Если я это сделаю, даешь
Я киваю.
— Если ты этого не сделаешь, я расскажу всем о том, что я только что видела.
— Непременно.
Она протягивает мне руку.
— Было приятно иметь с тобой дело, Кирилл.
Я встряхиваю его сильнее, чем нужно.
— То же самое нельзя сказать о тебе.
Я жду, когда она уйдет, но она просто направляется к бару за новыми напитками, поэтому я иду в главный офис, перед которым стоят Виктор, Юрий и Максим.
— Следите за Рай — говорю я им. — Не спускайте с нее глаз, пока она не уйдет.
— Да, босс — говорят они в унисон.
Как только они уходят, я захожу в офис. Когда я не нахожу никаких признаков Саши, мой разум переходит к худшему сценарию. Она так испугалась возможности раскрытия ее личности, что сбежала. Но если бы это было так, Виктор, конечно, сказал бы мне.
Может быть, она...
Я направляюсь к столу и опускаюсь на корточки. Конечно же, Саша все еще под столом. Только сейчас она прижимает колени к груди, лицо красное, а глаза полны непролитых слез.
— Почему ты прячешься?
— Ты сказал мне оставаться здесь, — так легко говорит она.
— Что, черт возьми, мне с тобой делать? — я говорю больше для себя, чем для нее. Затем, видя ее выжидающее выражение лица, я добавляю: — Я обо всем позаботился.
— Каким образом?
— Рай думает, что я гей. Она, наверное, даже не видела твоего лица, так что с тобой все в порядке.
Непролитые слезы текут по ее щекам пугающей чередой, и она разражается рыданиями. Звук такой громкий и навязчивый, что я застываю на месте. Сказать, что меня никогда не волновало, что люди плачут, было бы преуменьшением. Мой отец позаботился о том, чтобы вырвать из меня эту эмоцию точно так же, как он делал это с любыми другими эмоциями.
Но вид ее редких слез напоминает мне о ее отчаянии и глубоком горе, когда мы оставили старую мертвую пару в России. Это напоминает мне о том времени, когда она начала ненавидеть меня, установила дистанцию между нами и полностью вычеркнула меня из своего ближайшего окружения.
Она могла бы последовать за мной в Нью-Йорк, но это было сделано по какой-то другой причине, а не для меня. Она может жаждать моих прикосновений и позволять мне делать с ней все, что я хочу, но нас разделяет стена.
Эти слезы, напоминание об этой стене. Очень жестокое напоминание о том, что я на самом деле понятия не имею, что творится в голове у этой женщины.
— Я сказал, что об этом позаботился, — повторяю я менее мягким тоном. — Какого черта ты плачешь?
Тени от стола отбрасывали
— Рай думает, что ты гей, и наверняка использует это против тебя, верно? Она будет угрожать тебе этим и может даже поставить под угрозу все, над чем ты работал. Как ты об этом позаботишься?
— Ты плачешь из-за последствий этого инцидента?
Она медленно моргает.
— А с чего бы еще?
— Разве ты не говорила, что не можешь раскрыть свой настоящий пол?
— О, да. Это.
— Почему это прозвучало как запоздалая мысль?
Она поднимает плечи и шмыгает носом.
— Я предполагаю, что это так. Я не хочу, чтобы другие знали, что я женщина, но больше всего меня беспокоит твое положение. Если Пахан узнает, что ты выдавал женщину-телохранителя за мужчину или что ты гомосексуалист, он, вероятно, не оставит это без внимания, верно?
— Позволь мне беспокоиться об этом.
— Но ... я должна быть той, кто защищает тебя, а не наоборот.
— Ты права, но тебе не всегда нужно защищать мое физическое тело. Виктор и остальные могут позаботиться об этом.
— Тогда что я могу защитить?
— Мой член, который Рай заблокировала так жестко, что он весь синий?
Она фыркает, улыбаясь сквозь слезы, и ее щеки приобретают глубокий красный оттенок. Это самая чертовски красивая вещь, которую я когда-либо видел. Мои пальцы находят ее лицо, и я не спеша вытираю слезы, которые прилипли к ее щекам, носу, губам и подбородку.
Она дрожит в моих объятиях, и еще больше слез стекает по ее щекам. Я притягиваю ее к себе, затем высовываю язык, чтобы слизнуть слезы, которые стекают по ее щекам и в уголки губ. Ее губы дрожат, и я не могу сопротивляться непрекращающейся потребности опустошить ее. Я снимаю очки и прижимаюсь губами к ее губам.
Мой язык проникает в ее гостеприимный жар, и я целую ее с дикостью животного. Саша пытается поцеловать меня в ответ, осторожно поглаживая, но она не может угнаться за моим темпом, не тогда, когда у меня есть все намерения поглотить ее целиком. Не тогда, когда каждая частица во мне требует, чтобы я поглотил ее так полностью, что от нее ничего не останется, когда я закончу. Она всхлипывает мне в рот, ее сердцебиение сталкивается с моим, а ее тело становится податливым в моих объятиях. Я целую ее так, словно никогда не перестану целовать, а она целует меня так, словно хочет разорвать эту извращенную связь, но не может.
27
САША
— Саша, это ты?
Я прячусь дальше за стеной у подножия лестницы клуба и крепче сжимаю свой одноразовый телефон.
— Это я, дядя Альберт.
— О чем ты только думала? — его голос твердеет от беспокойства. — Как ты могла уехать из России, не сказав мне?
— Мне очень жаль, но ты сказал не связываться с тобой, если это не срочно и необходимо, так что…