Кровь, охота и рок-н-ролл

Хари Н.

Ближе к полуночи власти отрубили связь, хотя помогло это мало. Давиде, например, не мог себе позволить такую роскошь как отвлекаться на смартфон. Он дождался нового вала возгласов о расправах. Как Дав и предполагал, люди срывались первыми, действуя на упреждение, и получали ответ от уставших и раскаченных его воздействием существ, во много раз сильнее себя. Довольно быстро проявились его взрослые собратья, приглушающие общую ярость. А когда ярость приглушили, толпе понадобилась цель, и целью стал Дом.

Давиде помчался в Баркси, сокращая через лесной массив по заранее разведанным тропам. Адреналин подгонял, толкал в спину. Выскочив из-за деревьев, Дав сразу ввинтился в собравшихся и присоединился к лозунгам:

—

Долой Орден и кланы! Равноправие! Долой Орден и кланы! Равноправие!

К запертым сейчас воротам стаскивали мебель из окрестных кафе, складывая пьедестал из столов и стульев. Когда мебельная гора почти сравнялась по высоте с оградой Дома, на неё взобрался оратор: Бруклин О’Нелли. Дав сталкивался с ним. Инициированный в прошлом веке, амбициозный и находчивый, О’Нелли до посмертья занимался политикой и, политика осталась его бессменной любовью. После Легализации он запустил несколько любопытных инициатив, рассчитывая на продвижение в клане, но его отодвинули. А после передела территорий Бруклин и вовсе из клана вышел, сколотив нечто вроде профсоюза, правда, с небольшим количеством членов. Преступления Линчевателей и нынешние беспорядки могли стать для него неплохим трамплином для рывка.

— Братья! — заговорил О’Нелли хорошо поставленным голосом. — День настал, предел достигнут! Нам многое обещали перед перерождением! Обещали бессмертие! А потом принялись истреблять нас, гнать и ставить эксперименты! Обещали равноправие… А потом не только не пустили в Парламент, но и отняли имущество! НАШЕ! ИМУЩЕСТВО!..

Толпа возмущённо взревела.

— …Обещали защиту! Зажравшиеся старцы из Кланов обещали нам защиту, но всё это время защищали лишь себя! Лишь себя! — он театрально махнул рукой в сторону Дома, высящегося за сетчатой оградой слепой крепостью без единого окна. — А мы?! Мы терпели! Мы ждали! Мы верили, будто Большие дяди разберутся между собой, и постепенно мы получим равноправие и безопасность! Да хотя бы получим грёбаное, мать его, уважение! Но получили мы это! Нас убивают без стыда и совести, убивают давно, а мэрия даже не трудится предупредить об угрозе, проводя проклятую Ночную Ярмарку! Дома не трудятся предупредить об угрозе, а как запахло жареным, великосветские задницы засели за толстыми стенами! Они-то живут в достатке с переписанными на других счетами. У них по несколько особняков и дорогие машины, и личные армии охранников. А что у нас, у простых найфо? Равнодушие и презрение! И вечный серебряный нож у горла! Вот мы собрались здесь — вполне мирно — ради переговоров. Ради объяснений! Но никому нет до нас дела!

— Неправда! — выкрикнул Дав, перекрывая нарастающий ропот.

— Да неужели? Тогда где они?! — воскликнул О’Нелли, выискивая глазами спорщика. И Давиде с разбега ворвался на импровизированную трибуну, оттолкнувшись от земли с помощью арматуры. Опираясь на неё, он перепрыгнул через людей Бруклина, которые не собирались никого пускать. Пара стульев упала, но ловкости Дава хватило, чтобы удержаться и выпрямиться рядом с сердитым вампом.

— Я здесь, — Давиде откинул капюшон, и толпа ахнула. Он окатил их бережно накопленной любовью — любовью к важному для него человеку, к Давиде Гвидиче. Спокойствие и любовь, любовь и спокойствие. И мало кто поймёт, почему наглый итальянец вдруг начал им нравиться.

— Гвидиче! — осклабился О’Нелли. — Какой сюрприз! Тебя просто не пустили внутрь, да?

Раздались редкие смешки, но в целом шутку не поддержали.

— Ты прав.

Бруклин напрягся.

—…Ты прав в том, что нам необходимы перемены. Мы застряли в старых привычках! Мы добились признания, но хотели играть по знакомым правилам — кланы, Орден, невмешательство обычных людей… — слова Давиде пропитывало сожаление. — Мы боялись. С перерождения меня преследовали и пытались убить,

с перерождения я мечтал о свободе. Но когда нам дали свободу, мы не сумели верно ею распорядиться, и позволили этому произойти! Я позволил этому произойти! Я и остальные — кого Бруклин назвал «зажравшимися старцами»! Мы виновны. Мы позволили сообществу закостенеть, забыв о последствиях. Мне больно, братья! — он влил в толпу эту боль. — Больше нету права на ошибку! Мы устроим перемены! И я имею в виду не Графов, Герцогов и Виконтов, я имею в виду ВАС, ибо ВЫ уже родились свободными! — Дав послал слушателям уверенности и воодушевления.

Толпа отреагировала возгласами «Да!», сначала единичными, затем подхваченными по нарастающей.

— Перемен!

— ПЕРЕМЕН!!!

— И какие же ты предлагаешь перемены? — вмешался О’Нелли, которому поднесли громкоговоритель. Дав жестом попросил девайс, и Бруклин нехотя передал его. Давиде начал с иного.

— Знаете, сколько жертв было у Линчевателей?

— Три!

— Четыре!

Он гаркнул:

— Одиннадцать! — толпа вновь зарокотала. — О большинстве не сообщали по одной простой причине: Дом, Орден и полиция не хотели брать ответственность и по-настоящему заниматься расследованием.

— Об этом я и говорил!

— Ты попал в точку! Полиция от нас открещивается, экспертизы нет! У Домов, по сути, нет полномочий — поверьте, я бьюсь об эту стену почти пятнадцать лет! Орден не делится информацией… Нужно другое решение! Новая структура, не зависящая ни от вампиров, ни от охотников! Официальная, открытая для людей и сообщества! Ей должны дать полномочия расследовать подобные дела, чтобы двери открывались не связями и договорённостями, а силой закона! Мы слишком долго живём тут на птичьих правах, снабжая страну нашей силой и кровью! Пора восстановить справедливость!!!

Последнее воздействие. Потенциал Давиде почти иссяк, а ему ещё предстоял путь до дневного укрытия. Чувствовал он себя так же паршиво, как после сдачи крови.

—…Бруклин осознал всё раньше меня, он давно сражается на наши права без поддержки кланов. Теперь и я с вами!

Площадь зашлась восторгом. Уловивший курс О’Нелли, повернулся к Давиде и пожал ему руку.

***

Людей в убежище набилось много, но знающих Аду, слава Небесам, не нашлось. На неё поглядывали — возможно, из-за выпирающей кобуры — однако все были слишком поглощены новостями и перепиской с родными. Ада тоже пыталась листать сводки. Бездушные цифры гласили: в Краствиле убито пять вампиров и четверо людей, не менее двадцати смертных пострадали.

Ада упёрлась лбом в колени. Фонтан крови, опускающийся стеной. Крик белобрысого мальчика с конопушками…

В двенадцать интернет отключили, и Ада притворилась спящей.

Она улизнула из убежища с первыми лучами солнца над горизонтом. Побрела туда, куда они не доехали с Гэри.

Город обезобразили багровые разводы на стенах и асфальте. Некоторые здания рассекали трещины, от автобусных остановок остались каркасы.

Ада шагала, тихо напевая, вытесняя из сознания всё кроме слов и ритма.

There's something happening here

But what it is ain't exactly clear

There's a man with a gun over there

Telling me I got to beware*.

Одну из улиц перегораживала машина, перевёрнутая на бок. Там и сям попадались чёрные подпалины.

There's battle lines being drawn

Nobody's right if everybody's wrong