Кровь в круге
Шрифт:
— Наш тренер тоже так говорит. — Вера глянула на министра, Эрик кивнул, она улыбнулась:
— У нас это на стене было написано.
— Что именно?
— Всякие цитаты из древних книг по боевым искусствам. Хотя у нас было спортивное единоборство, но принципы многие схожи. А когда это написано на стенах, которые видишь каждый день, то помнишь каждую букву и каждую царапину на букве, это въедается в мозг.
— А ну, процитируй что-нибудь, — хитро улыбнулся Эрик, Вера изобразила пафосное одухотворенное лицо, и стала читать:
— "Есть достоинство в спокойствии. И есть достоинство в глубоком постижении и ясном понимании.
— Какое милое правило, — рассмеялся Эрик, Вера качнула головой:
— Это не правило, это главный принцип, почти физический закон, непреложный. Боевое искусство называлось "дзюдо", переводится как "мягкий путь", суть философии в несопротивлении, то есть, для броска используется сила противника, тренер говорил: "Противник хочет упасть, помоги ему". Он делает движение — ты его продолжаешь, немного корректируешь, где-то ставишь преграду, но основной вектор остается его собственным.
— А кулаком? — усмехнулся Эрик, все заржали, Вера улыбнулась и качнула головой:
— Нельзя, такие правила. Это спорт, там работаешь не с врагом, а с напарником, цель не убить его, а просто уложить на спину или заставить сдаться, при этом максимально поберечь и обойтись без травм.
— Ну ты обошлась, да, — медленно кивнул Эрик, вокруг рассмеялись, Вера улыбнулась, качнула головой:
— Я все делала не по правилам. Особенно первый бросок, его вообще в дзюдо нет, это нам тренер не в рамках спорта показывал, а в качестве бонуса.
— Какой первый? — нахмурился Эрик, Вера стала показывать:
— Вот так, когда я ее за ладонь поймала, этого нельзя делать, это травмоопасно.
— Где? — Эрик протянул ей руку, — покажи.
— Ну вот так, здесь, — она взяла, стараясь не видеть многозначительные улыбочки вокруг, быстро показала и сразу убрала руки, — по правилам, кисти вообще трогать нельзя, только рукава, максимум запястье.
— Как все строго, — Эрик улыбался, весь довольный и внимательно слушающий. Еще один боец, которому не хватило места, и он просто стоял все это время, сказал:
— Двейн иногда показывает что-то вроде этого. — Вера подняла на него удивленный взгляд, он кивнул: — Броски, подсечки, всякие фишки с выведением из равновесия и использованием силы врага.
— Серьезно? — удивился Эрик, — я не помню.
— Ты не попадал, видимо, он это редко делает. Он говорил, что в канцелярии это используют, он же там учился два года.
Эрик изобразил шок и погрозил пальцем Вере:
— Так вот ты откуда, ты разведчица!
Все рассмеялись, Вера сделала вид, что смутилась, краем глаза увидела, что министра слегка качает, сделала вид, что не заметила, попыталась вернуться к еде. Эрик тронул ее ногу своей ногой под столом:
— Что еще было написано у вас на стенах?
— А у вас?
— У нас только про гордость написано, твоими стараниями.
— А что бы
Эрик задумался, вокруг нарастало веселье, наконец он решился и улыбнулся, разводя руками:
— Я бы тоже про гордость написал, покрупнее только.
Все засмеялись, кроме министра, Вера быстро доела и села поровнее, изображая мудрого сказителя:
— Значит, запоминай, потом на стене напишешь. "Гармоническое развитие духа и тела невозможно без соблюдения трех заповедей: быть доброжелательным, быть мудрым и быть смелым".
Эрик выпрямился и ткнул себя пальцем в грудь:
— Чур, я буду смелым! — перевел палец на мага: — Ты — мудрым, а Булат — доброжелательным, ему нужнее всех. Решено, развиваемся, живем. Дальше?
Вера продолжила:
— "Прежде всего стань опорой самому себе. Став опорой себе, помоги утвердиться другому".
— Я запомнил. Еще?
— "Сила и любовь не противоречат друг другу".
— Ну тут я полностью за, — уверенно кивнул Эрик, — дальше?
— "Принципы справедливости, не подтвержденные силой — бессильны; сила, не следующая принципам справедливости — разбой и насилие".
— Стопудово, — медленно кивнул Эрик, — я это лучше всех знаю, я в ночной страже служил. Еще?
— Все, — развела руками Вера, — стены кончились, на оставшейся зеркало висит.
— Чтобы макияж для боя делать? — тихо фыркнул министр.
Вера улыбнулась и замотала головой:
— Нет, там такому не учат, это мое личное изобретение. Я просто случайно узнала, что с макияжем лучше дерусь.
Тени заржали, министр развел руками с усталой полуулыбкой человека, который видел все, все осознал, и все отринул как несущественное, Вера показала язык:
— Ну правда! Это, видимо, просто обостряется рефлекс беречь лицо, когда на нем косметика. Я редко крашусь, и если крашусь, то стараюсь каждую секунду держать в голове, что там макияж, и лицо трогать нельзя, не тереть глаза, не трогать губы, я без макияжа это постоянно делаю, и если забуду, то буду как клоун очень быстро.
Эрик повернулся к ней и придвинулся поближе, рассматривая ее лицо, она смутилась и отодвинулась, сделала вид, что ничего не заметила, и продолжила рассказывать:
— Когда-то так получилось, что мне пришлось выступать на соревновании с макияжем. Там уже закончились схватки, было построение и вручение наград, все пришли красивые, в нормальной одежде, с прическами. И тут выяснилось, что девочка со второго места смухлевала, она не была допущена к соревнованиям, но не сказала об этом, и ее отстранили задним числом, а двое, которые разделили третье место, могли побороться за второе, и пришлось выходить на схватку. И я знала, что у меня на лице косметика, и если я этим лицом проедусь по татами, то будет пипец, мне этого не забудут никогда, еще и кличку какую-нибудь на тему придумают, стопудово. И блин… я так выступила, — она медленно качнула головой, парни вокруг заулыбались. — Это было какое-то состояние мозгового форсажа, я такой сосредоточенной никогда в жизни не была. И это все заметили, надо мной потом прикалывалась вся группа, типа "не получается? А ты накрасься!", потом это стало крылатой шуткой, любому в нашей группе советовали накраситься для улучшения результатов. Я больше так не экспериментировала, но на заметку взяла, и если где-то был шанс драки, я красилась обязательно, и лицо оставалось целым, потому что я его берегла, я подставляла другие места, лишь бы не лицо, и это всегда…