Кровь в моих жилах
Шрифт:
Светлана подхватила её танец. Алая лента в её руке трепетала на ветру, кружилась вместе с ней и золотыми листьями. Светлана добавила свой эфир, и затанцевал, зашумел вместе с ней и лен, и небо, и ветер, и, кажется, само солнце. Светлана замерла, переводя дыхание, а лента, лен и листья продолжали танцевать за неё:
— Перетанцуешь, полудница, мой танец? — Светлана не скрывала торжествующей улыбки. — Солнце скоро уйдет, и твои силы уйдут вместе с твоим временем — осень же. А мой танец будет продолжаться, пока я этого хочу.
Полудница остановилась и, хищно щелкнув острыми зубами, подалась к Светлане, но тут же с визгом отпрянула от пламени на алой ленте.
— Обмануть вздумала?! — все
— Так и ты обманываешь, — твердо сказала Светлана. — Ты же мертва, тебя честно не перетанцевать. Давай ленту в обмен на ответ и разойдемся, а то спалю вместе с полем. Милый простит. Он мне и не такое прощает.
Полудница прищурилась и вновь попыталась достать длинными, острыми когтями Светлану через горящую ленту, но только взвизгнула от боли — пламя не любит нечисть.
— Лента и жизнь в обмен на ответ, — снова предложила Светлана, краем глаза наблюдая, чтобы огненный танец не прервался — львиная доля внимания уходила на полудницу. Нечисти нельзя верить. Никогда.
— Задавай! — пробурчала, сдаваясь, полудница. Исчез и венок, исчезла и расшитая рубашка, и сарафана не было — только какое-то старое тряпье, вонявшее могильным тленом.
— Третью ночь назад милый мой на каком поле был?
Полудница замерла от удивления, а потом громко расхохоталась, так что её налитая, как яблоки, грудь закачалась:
— На каком поле?! На каком поле… Да милый твой трутень — ни разу не был в полях, уж поверь, я земли волчьи знаю, давно тут живу. Не бывают волки в полях, и милый твой тоже ни разу не был. Дома он сидит. В тепле и уюте. А тут его маги пашут: гроном да погодник. Ответила я на твой вопрос?
— Ответила, — подтвердила Светлана, убирая пламя с ленты. — Забирай свой подарок — заслужила.
Полудница была нечистью, а с нечистью не заключают сделок — получив ленту она тут же когтями рванула по груди Светланы. Только попала уже по Мишелю и завыла от боли, сгорая в огне.
Мишель прижал к себе Светлану, жаркий после бега.
— Девочка моя… Кто же танцует в полдень на поле… Солнышко, любовь моя, жизнь моя… Напугала до чертиков!
Светлана промолчала, хоть в груди и кипела злость на Волкова. Два года… Два долгих года он водил её за нос и лгал, лгал, что работает не покладая рук, а сам наслаждался отдыхом дома, пока она дежурила вместо него в управе. Вот же тварь! До полудницы ему далеко — та хотя бы не лжет, не скрывает, что тварь. Волков лгал и ради чего?! Ради пары дней отдыха дома.
Глава седьмая
Делается предложение, от которого все же стоит отказаться
До имения, расположенного за Волчанском, ехали почти в тишине.
Светлана молчала, потому что злилась на Волкова, но понимала: сейчас не время портить с ним отношения. То, что он не ночевал в полях, охраняя урожай, не значит, что он был в Сосновском, как и не значит, что его там не было. Стоит точно узнать, где же он провел ту ночь — Громову для его расследования это важно.
Почему молчал Волков, Светлана не знала, но так даже лучше — меньше шансов вспылить и все испортить.
Волчанск начался внезапно. Холмы чуть расступились долиной речки Перыницы, и среди полей выросли каменные двух- и трехэтажные дома. Когда-то Волчанск был небольшим селом, но об этом давно забыл. Княжич снизил скорость, и магомобиль еле-еле поплелся по залитым солнцем узким улочкам в узорчатых тенях от золотых берез и осин. Редкие тополя уже стояли голые, стыдливо прячась в глубинах дворов. По тротуарам медленно прогуливались нарядно одетые горожане — праздник еще продолжался.
Жизнь в городке
— Ты уверена, свет души моей?
Она прямо его спросила:
— Лучше оставаться в неведении? Прятать голову в песок, как страус? Я хочу знать: пророчил юродивый или нет.
Светлана смутно помнила великого князя Василия Федоровича Рюриковича-Романова. Он делал карьеру по военной части, и был весьма популярен в армии. Когда ему предложили участвовать в заговоре против императрицы, он лишь сказал: «Я ненавижу Катьку всей душой, но она моя кузина. Я не пойду против неё!» Заговор раскрыли кромешники, тогда ещё послушные императорской воле. Главных заговорщиков отправили в Сибирь, а самого князя лишь в ссылку в имение где-то под Рязанью. Ссылка, естественно, закончилась со смертью Екатерины Третьей. От венчания на царство великий князь снова отказался. Быть послушным болванчиком при Государственной думе он не захотел. Вот все, что Светлана помнила о князе.
Пальцы Мишеля побелели на руле, но магомобиль он все же припарковал у тротуара безропотно. Княжич громко свистнул, привлекая внимание мальчишки-газетчика и кучи лоточников с товарами, и вышел из магомобиля, спрашивая напоследок:
— Разве в Сосновском великую княжну Елизавету убили?
Пока Светлана думала, что же ему ответить, он сам все понял:
— Ясно. Громов хоть жандармам сообщил об этом?
— Он вызвал кромешников.
— Ясно, — вновь повторился Мишель и пошел прочь. Его узнавали, с ним здоровались и даже что-то спрашивали — он останавливался и о чем-то переговаривался. Его не потерять в толпе одинаково серых праздничных костюмов и шляп — он на полголовы, а то и на голову был выше всех на площади. Точно медведь — волчья стать не такая. Светлана с болью в сердце подумала: а если это он в Сосновском убил? Если все же допустить такое? Алиби пока нет, на берендея похож, к тому же маг. При дворе Мишель бывал вместе с отцом, великих княжон в лицо должен был знать. Светлана поморщилась: не сходится. Никак та убитая в Сосновском не походила на княжон, во всяком случае на старших. Да и зачем ему марать руки в крови? Для чего? Вспомнилась фраза юродивого: «Люди боятся повторения десятилетней трагедии». Дело в этом? Дело в страхе? И потому сейчас всяк искал императорскую кровь и готов был её проливать? Маги, в принципе своем, рациональные твари, и разделы с жертвоприношениями даже Светлана изучала на своих магических курсах, но… Воспроизводить неизвестный ритуал на языческом капище для предотвращения еще непонятно повторной ли трагедии как-то слишком для мага, особенно если попытаться представить на капище Мишеля. Таким только кромешники промышляют. Или все же… «Катькина истерика» так всех напугала, что любой готов пролить императорскую кровь, окажись она под рукой?
Мишель тем временем купил газету, потом еще и пару калачей у лоточников и какую-то мелочь. Светлана замерла: неужели небо обрушилось на землю, и оглодавший Мишель готов был есть простую уличную выпечку? Время уже перевалило за обеденное, и сейчас Светлана сама бы не отказалась от калача или даже сытной калитки. Мишель один из калачей вручил газетчику, второй какой-то маленькой девочке, гулявшей в сопровождении гувернантки, тут же раскрасневшейся от княжеского внимания, остальную мелочевку раздал споро окружившей его толпе мальчишек. Нет, небо не рухнуло на землю, Мишель привычно игнорировал уличную еду. Невместно. Живот Светланы заурчал, напоминая, что яичница была уже давно. Придется терпеть до вечера. До обеда.