Кровь в моих жилах
Шрифт:
А Громов, получается, все это время сидел голодный и ждал, когда она проснется. Чудесная нечисть.
— Будете селянку? Половой, доставивший её, расхваливал, что сегодня получилось необычно вкусно. Это такая густая похлебка с разным мясом, копче…
Светлана сглотнула голодную слюну и перебила:
— Буду!
Он достал из-под салфетки горшочек с аппетитно пахнущей похлебкой, придвинул к Светлане вместе с хлебной тарелкой, потом подал ложку и улыбнулся, словно его заботы было мало. Себе он тоже взял горшочек, только с борщом, и принялся
— Александр Еремеевич, может, пока едим, обсудим, что удалось узнать за последнее время?
— Если это вам не испортит аппетит…
— Мы это вроде в прошлый раз уже обсудили.
Громов весь подобрался и нахмурился — даже тени за их теплым кружком света, казалось, подтянулись:
— Что ж. Что именно вы хотите узнать?
— Например, что пророчил Матвей. Вы знаете, что он Лапшиной кричал о том, что Дмитрий мертв? — Она грустно улыбнулась и добавила: — он кричал об этом еще задолго до Сосновского.
Громов поморщился:
— Вот оно как… Нет, об этом я не слышал — Матвей очень шустрый юродивый, за ним и его пророчествами не поспеть. — Он как-то очень яростно принялся доедать борщ.
— Матвей сейчас где?
Громов совсем невоспитанно облизал ложку и отложил её в сторону:
— Сбежал. В который раз. А про то, что он кричал сегодня… Он перечислял имена и возраст. Наталья — семь. Мария — пять. Дмитрий — восемь, Елизавета — тринадцать…
Светлана отвлеклась от селянки, горшочек с которой поставила себе на колени:
— Если Наталья и Мария — это о княжнах, то получается, что он кричал о событиях двадцатилетней давности.
Громов подтвердил:
— Когда еще император Павел правил. Получается, что и их водили на капище.
— И они вернулись оттуда живыми.
— А десять лет назад на капище повели Дмитрия и Елизавету. Она самая старшая свидетельница ритуала, Светлана Алексеевна.
Она уткнулась в горшочек с селянкой, демонстративно принимаясь есть. Громов задумчиво посмотрел на неё, но промолчал. Впрочем, отмолчаться она не смогла:
— Александр Еремеевич, вы не знаете, в Сосновском в ночь убийства были зарницы?
— Увы, не знаю. Городовым не удалось найти свидетелей этого. Удивительное дело, ведь была Всенощная. Кто-то бы да заметил зарницы. Что-то еще?
Светлана поняла, что подошла крайне близко к опасной теме и неуклюже поменяла её:
— А… Вы ведь Волкова специально отправили в Ольгинск, чтобы не мешал расследованию? Возможного убийцу в Сосновском мы вроде бы вычислили, но ведь еще есть Волковы, которые замешаны в этом деле.
— Да. Сейчас в Ольгинске безопасно. Кромешник, который пять лет назад расследовал это дело, может, и сгинул тогда, но сейчас баюша в Калачёво — Михаилу Константиновичу
Светлана вскинулась:
— Почему вы решили, что кромешник сгинул? Ничего подобного Лариса не говорила.
Громов мягко напомнил:
— Кромешник дал денег Ларисе на побег. Он помог ей сбежать. Если бы он знал, что сможет завершить дело…
— … он бы привлек её в качестве свидетеля в суде.
— Именно. Он знал, что не выберется из Ольгинска.
Светлана на миг закрыла глаза. Господи, за что все это…
Громов, заметив её смятение, сам продолжил:
— Пока вы спали, я отправил Бережнова в адресный стол. Он принес фотографию Платонова. Вы готовы её увидеть?
Светлана, ложкой догребая гущу со дна горшочка, лишь кивнула. Говорить было трудно.
Громов достал из папки фотографию и подал Светлане, поставившей пустой горшочек на стол. С черно-белой фотографии на нее смотрел светловолосый, с зелеными глазами (было подписано на самом фото снизу), похожий на ангела паренек.
«Прилетает к моему ангелу другой ангел» — моментально вспомнились слова Лапшиной, заставляя Светлану холодеть.
Фотография выпала из её рук — Громов подался вперед и еле успел поймать снимок, резко зажмурившись от внезапного приступа боли.
— Сашка… — Светлана схватила его под руку, помогая удержаться на стуле. — Как ты… Как вы…
Он прошипел «холеру», рукой, согнутой в локте упираясь в стол и пытаясь продышать боль:
— Ругайтесь на меня почаще… А еще лучше называйте по имени, если это для вас не слишком неприемлемо. — Он с усилием выпрямился, по его лицу тек холодный пот: — простите. Иногда еще раны дают о себе знать.
— Кровь мою будете? — прямо спросила Светлана.
Громов нахмурился:
— Это плата за просьбу называть по имени?
— Это желание помочь, Александр, — именем она подсластила горькую кровавую пилюлю.
— А если я воздержусь?
— То будете сами себе врагом.
Он кивнул и коротко ответил, вызывая в Светлане нехорошее желание заругаться на упрямца:
— Буду, простите.
— Кровь? — все же спросила она — вдруг не так поняла.
— Врагом, Светлана Алексеевна. Не надо на меня расходовать вашу кровь. Это слишком опасно для вас. Я еще не знаю, как Елизавета стала Светланой, но я постараюсь решить этот ребус.
Светлана отстранилась и снова взяла фотографию в руки.
— Это же…
— Вот я сижу и думаю: я цареубийца или все же цесаревичеубийца? Такие же бывают?
— Его убила я — я испепелила тело. Из праха не возвращаются. Из мертвого тела запросто. Но как… Как годами жить в городе, и остаться незамеченным? Сходство с императором Павлом потрясающее.
Громов напомнил очевидное — Светлана сообразила не сразу:
— Баюша, то есть Китти, конечно. Рядом с баюном никто ничего не заметит. — Он достал из-под салфетки еще одну тарелку: — будете жареную картошку, Светлана Алексеевна?