Кровь вторая. Орда
Шрифт:
Кайсай с удивлением посмотрел на него, как бы задавая вопрос, а что тут не понятного.
— Те же вроде нам друг? — с хитрецой спросил рыжий, уже окончательно сбросивший с себя оковы страха перед этим человеком, — или нет?
— Друг, друг, — замялся армянин, — только почему Райс мне об этом ничего не сообщила?
— А Матерь об этом и не знает, — ошарашил его Кайсай, — и я не знаю. Зарине же, никому ничего не говорит. Она прёт тихим сапом. Это лишь мои и Райс догадки. Но догадки очень обоснованные. Я думаю, что если мы окажемся правы, то она в первую очередь, постарается прибрать к рукам всю твою армию,
Наступило долгое молчание. Рыжий, поначалу, напряжённо следил за реакцией царя на сказанное, но тот, лишь уйдя глубоко в себя, только мрачнел и нервно о чём-то раздумывал. Продолжалось это долго и молодому берднику, даже стало надоедать, так бестолково сидеть. Он за это время уже передумал массу вещей, а Тигран, всё молчал и молчал. Наконец, грозный царь выдохнул и явно самому себе, под нос, проскрежетал сквозь сомкнутые зубы:
— Зачем Райс подкинула её мне?
— Она не входит в планы Райс, — тут же уверенно и достаточно громко ответил ему Кайсай, — просто, так получилось. Видимо узнав от Матери, что та, собирается отправить меня к тебе, твоя дочь решила воспользоваться моментом. Прибила меня Славой в Тереме. Изнасиловала. Забеременела и поставила Райс перед фактом. Той ничего не оставалось, как отпустить её на все четыре стороны. К тому же царица решила, что звание мужа царской дочери, делает моё положение более значимым и для выполнения будущего задания, более подходящим.
Тигран грозно сверкнул на Кайсая глазами, даже кулаки с хрустом сжал, но на бердника, это не произвело, никакого впечатления. Рыжий перестал, почему-то, его бояться. Он прекрасно знал и чувствовал свою силу и бессилие рядом сидящего царя. Это противостояние злобы и спокойствия продолжалось не долго. Тигран отвернулся, расслабился и пренебрежительно проговорил:
— Возвращайся к столу. Мне надо побыть одному. Подумать.
Глава пятьдесят четвёртая. Он. Проверка
Наглый пацан покинул храм огня, оставив Тиграна в одиночестве. Давно ему не было так обидно и больно в душе. Так мерзко и гадко, он чувствовал себя впервые, наверное. Ему казалось, что все его предали и стараются обвести вокруг пальца, что все, только и думают, как унизить и растоптать урартца, абсолютно, с ним не считаясь, и не воспринимая его, как силу. Хотелось рвать и метать. Разнести всё в пух и прах, к дэвам собачьим.
Ещё днём, перед самым приездом его непутёвой дочери, со своим недомерком, из одной из столиц персидской империи — Экбатаны, прискакал вестник. Куруш неожиданно оставил Вавилон и вернулся в город семи колец.
Это была плохая весть. Тигран чувствовал, что его бывший друг, а ныне скрытый и самый опасный враг, что-то замышляет каверзное против него. Идти открытой войной, Куруш не станет. Это Тигран понимал. Больше всего он боялся, что Царь Царей, просто, вызовет его в Экбатаны, под каким-нибудь предлогом и из золотого дворца, Тиграну, больше никогда
Тигран прекрасно понимал, что Куруш его боится. И отдаление от себя, и нескрываемая неприязнь, лишь проявление страха Царя Царей за себя любимого и за единоличное пребывание на вершине власти. Времена, когда молодой Куруш, тогда ещё для друзей — Асаргад, минуло.
Его теперешнее окружение и самый главный из них, его нынешний советник, этот никчёмный слизняк и лжец Крез, который, то и дело науськивает Куруша против Тиграна, вбивая кол в их отношения, давно изменили расстановку сил при царском дворе.
Тигран знал, что именно Крез, запугивает Куруша силой его конницы, влиянием Тиграна среди прочих царей и союзников, всякий раз, посыпая раны честолюбия, Царя Царей, солью маниакальной подозрительности. А самое главное, Куруш боится того, что, про него знает его бывший друг.
Куруш всё больше и больше возвышает себя, если не до божества, то по крайней мере, до человека, рядом с ним стоящего и все покорённые народы, относятся к нему, именно так. Он почти стал богом, а Тигран — это отрыжка прошлого, чьё, одно лишь существование, как пятно грязи, накладывается на лик ясного солнца его царской власти.
К тому же, как доложил вестник, с ним прибыла объединённая армия персов и мидян, притом Куруш, отказал соотечественникам в возвращении домой, по каким-то причинам, задержав их у Экбатаны. Зачем? Почему он не отпустил после победы воинов к родным очагам? Что он задумал? К тому же, вестник поведал, что и мидийские войска не были распущены по домам, кроме тех, кто имел свой кров, непосредственно в стенах города. Персы же, встали большим лагерем не вдалеке, чего-то ожидая.
«Кого Куруш может опасаться, находясь в срединных, своих, почти исконных землях?», — спрашивал себя Тигран и сам же себе отвечая, — «только нападения конной армады армянской сатрапии, а это, может произойти только в одном случае, когда его любимая армия, кинется спасать своего полководца, захваченного в плен в Экбатаны. Или устремится в правом гневе мстить, если Тиграна, в той же Экбатаны, убьют».
Да. Другой силы, от которой требовалось бы защищать столицу в ближайшем приближении, просто нет. К тому же, в данный момент сложилась такое положение, что даже явные враги, такие, как египетский фараон и неявные, как степная орда, сами на рожон не полезут.
Фараон Яхмос, думает сейчас только об обороне. Он лихорадочно мечется, по ещё непокорённым соседям, ища поддержки и военного союза. Орда, вообще, предпочитает уходить из степей в походы, как можно дальше от границ империи Куруша, лишь бы с ним не сталкиваться.
Тигран чувствовал себя волком, загнанным в ловушку и понимающим, что бежать ему некуда. Нет, сбежать он, допустим, сможет, в ту же степь, но уже без армии и страны. Хотя, может быть, кто-то из воинов пойдёт с ним, а может быть и нет…
Всё же, у них тут дом, семьи, родина. У них нет в крови ордынской воли, касакского духа. Урарты, армяне, хурриты, лувийцы, другие малые народы долины, составляющие в совокупности народ его неофициального царства, который значится сатрапией и близко не были похожи на лихих людей с большой степной дороги.