Кровь Заката
Шрифт:
…Соланж сквозь прикрытые в притворном обмороке ресницы смотрела на застывшую в кресле наставницу и суетящихся рядом женщин. Жалости она не чувствовала, но и ненависти тоже. Просто мертвая старуха в монашеском балахоне. Когда-то она ей верила и любила ее, потом та предала ее и обманула. Теперь она наказана.
То, что она сказала перед смертью, смутно и непонятно, но так всегда бывает с пророчествами. И все же надо постараться понять, о чем бормотала Агриппина перед смертью. Властелин, Брат и Дева, кто они? И какое отношение имеют к ней, Анастазии, Предстоятельнице ордена святой равноапостольной Циалы?
Повелитель? Филипп Тагэре? Тогда Брат – это Жоффруа или… или горбун Александр, а Деву ему еще предстоит встретить… Что ж, эта загадка требует времени, а оно у нее есть, даже в избытке.
2871 год от В.И.
Утро 4-го дня месяца Собаки.
Эльтова скала
Дени Гретье кипел от ярости, в первую очередь на самого себя. И как он еще с вечера не понял, что что-то случилось, уж больно рано убрались спать Жоффруа и Эдвар, а беднягу Александра никто не видел с самого обеда. И вот сегодня выяснилось, что малыш не ночевал дома. По тому, как прятали глаза его братец и кузен, Дени сразу сообразил: поганцы что-то знают, но не хотят говорить. Сигнора Эстела увела их к себе, вскоре оба с красными физиономиями под присмотром старого Симона отправились в темный подвал, а герцогиня изволила сообщить, что Александр был обижен братом и кузеном и, видимо, убежал. И все. Сердца нет у этой женщины… Ведет себя так, словно не ее сын пропал, а щенок потерялся, впрочем, к щенкам здесь, похоже, проявляют куда больше участия!
Дени появился в Тагэре совсем недавно. Когда Шарль после долгих колебаний все же заявил о своих претензиях на корону, среди безоговорочно поддержавших его был и барон Гуго Валлок. Увы, герцог погиб. В тот несчастливый день был убит и барон Валлок, а его молочный брат Дени Гретье, прозванный Левшой, получил тяжелейший удар по голове. Шлем выдержал, но лумэновское отребье приняло его за мертвого, а иссеченные в бою доспехи никого из мародеров не привлекли. Ночью, придя в себя, Дени выбрался из-под придавивших его тел и дополз до ближайшей деревушки, где его приютила сердобольная крестьянка. Когда Гретье пришел в себя, ему рассказали и о предательстве, и о казни. Он мог вернуться домой, но пошел в Гаэльзу к виконту Тарве. Ему повезло дважды. Во-первых, он встретил, кого искал, на полпути, и, во-вторых, его узнал Рауль, запомнивший Дени еще по Кер-Оноре. После Бетока и похорон Шарля Тагэре граф ре Фло определил понравившегося ему капитана временным начальником эльтского гарнизона. Что бы там ни было, но вдова герцога и его уцелевшие дети должны быть в безопасности, тем паче Эстела наотрез отказалась и от Мунта, и от переезда во Фло.
Дени взялся за дело с тем же тщанием и умением, что в Валлоке, крепость была готова к любым неожиданностям, провожавший после коронации герцогиню Рауль ре Фло прилюдно заявил, что теперь он спокоен и за тетушку, и за кузенов, и отправился к ифранской границе добивать уцелевших лумэновцев и приводить в чувство обнаглевших эскотцев.
Душа Дени рвалась вслед за уехавшими, но он знал слово «надо» и понимал, что ему доверено самое ценное. Герцогиня Эстела приглашала капитана стражи к своему столу, а младшие Тагэре и их кузен Эдвар Орат часами пропадали на арсенальном дворе, наблюдая за тренировками воинов. Правду сказать, Жоффруа Тагэре, носящий титул герцога Ларрэнского, Гретье не нравился. Громкоголосый, нахальный двенадцатилетний мальчишка, он, несмотря на юный возраст, уже принадлежал к той категории, которую Гретье ненавидел, а именно молодцов среди овец. Капитан подозревал, что третий сын великого Шарля в отличие от Эдмона и Филиппа не храбр, не умен и не добр. Эдвар, двоюродный племянник герцогини, был на полтора года младше Жоффруа и во всем шел у него на поводу, а любимейшим занятием обалдуев было дразнить младшего, к несчастью, уродившегося горбатым.
Дени было искренне жаль мальчишку, переносившего свое увечье без единой жалобы, и он, дивясь на самого себя, втайне негодовал на герцогиню, которая Сандера словно бы и не замечала. Конечно, женщина, в один день потерявшая мужа, отца, сына и братьев, имеет право на некоторые странности, но и уцелевшие дети имеют право хоть на какую-то ласку.
Капитан с радостью бы предложил сигноре заняться с Александром воинской наукой, но все в замке знали, что младший сын герцога, если доживет до семнадцати (в Эльте бытовало мнение, что уроды часто умирают на пороге этого возраста), отправится в один из эрастианских монастырей. Госпожа озаботилась пригласить к сыну монаха, вколачивающего в голову своего питомца азы богословия и древних языков. Александр покорно выносил придирчивость учителя, схватывая на лету то, что тот говорил, но радости наука ему, похоже, не приносила. Да и что хорошего в том, чтоб долбить изгрызенные мышами трактаты и знать, что настоящая жизнь не для тебя? Александр казался таким спокойным и послушным. Слишком спокойным и послушным… Это должно было насторожить, но обитателям Эльты было не до него, а теперь мальчишка пропал. Похоже, его крепко обидели эти оболтусы. Но куда же он делся?
До полудня надеялись, что Сандер отыщется, потом взялись за поиски всерьез. Слуги, обшарив весь замок, взялись за окрестности. Далеко маленький горбун уйти не мог, все лошади были на конюшне, да и ездить верхом мальчик не умел. Однако никто: ни горожане, ни крестьяне, с утра торчащие на полях, его не видели. Когда очередной слуга вернулся с южного тракта и сказал, что проделал три весы, расспрашивая каждое встречное дерево, и не нашел и следа, Дени не выдержал и велел седлать Парда. Уже на крепостном мосту капитану пришла в голову мысль, показавшаяся ему слишком страшной, чтоб высказать ее вслух. А что, если Александр, доведенный до крайности издевательствами братца, равнодушием матери и осознанием собственного уродства, решил покончить со всем раз и навсегда? Если так, искать надо у моря, вернее, у той скалы, ходить на которую здесь почему-то побаиваются. Что ж, он поедет туда, там еще никто не был. Капитан уверенно повернул на узкую тропинку.
Солнце припекало вовсю, в пожелтевшей траве стрекотали кузнечики, узкая полоска воды на горизонте ослепительно сверкала. Дени Гретье чертыхнулся. Если Жоффруа довел братишку до самоубийства, то, что бы там ни думала герцогиня, он задаст паршивцу такую трепку, что он или станет человеком, или… Или распишется в том, что не достоин имени Тагэре.
Сверкающая полоска становилась все шире, копыта Парда зацокали по гальке. До Эльтовой скалы оставалось не более полувесы, когда Левша увидел неуклюжую фигурку, ковыляющую ему навстречу. Он сам не ожидал, что испытает такое облегчение.
– Александр!
– Капитан Гретье? – Мальчик выглядел усталым, но серые глаза светились странным восторгом.
– Где ты был? – Капитан спрыгнул с лошади и бросился к маленькому горбуну. – Мы чуть не рехнулись тут.
– И матушка тоже? – В голосе Александра прозвучала такая взрослая горечь, что Дени вздрогнул.
– Ну, сигнора…
– Она была бы рада, если б я не вернулся, но я решил вернуться.
– Где ты был? – повторил Дени, потому что нужно было что-то сказать.
– На Эльтовой скале. Я хотел с заходом солнца броситься вниз, но передумал, потому что это трусость. Судьба сделала меня уродом, если я покончу с собой, значит, она победила.
Дени слушал мальчика раскрыв рот. Даже клирик и тот вряд ли мог говорить так умно, а Александр поднял глаза на высокого седеющего воина и спросил:
– Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Понимаю, – кивнул тот. – Ваш отец говорил, что бой проигран только тогда, когда сердце твое сдается.
– Он так говорил?
– Да, я сам слышал.
– Дени?
– Да?
– Ты не будешь надо мной смеяться?
– Нет! – воскликнул ветеран и с несвойственным ему жаром добавил: – Клянусь!