Кровь Заката
Шрифт:
Соланж стояла, пытаясь понять, что же рассказывает мирийская бланкиссима о правящем доме этого островного государства. Кажется, герцогиня дала обет посвятить дочь Церкви. Сола помнила, как бланкиссима что-то говорила о крови Кэрна, но это ее не очень интересовало. Жаркая Мирия далеко за Жасминным проливом, ей не увидеть. Зато во дворе что-то происходило. Кажется, кто-то приехал. Но кто, вроде бы все в сборе?
Сола со своего возвышения видела, как Агриппина торопливо вышла, может быть, барон Обен опять прислал сестре гонца. Хотя от него вроде бы уже приезжали прошлой ночью. Матушка говорила, что в Мунте тревожно, как бы не начались беспорядки…
Странное, ни на что не похожее ощущение чуть не свалило Солу с ног. Иногда человек, облитый водой, не сразу понимает, горячая ли она или очень холодная, так и она застыла, пронзенная острой болью, которая почти сразу же отпустила. Осталось только
Это было ужасно неприятно, к тому же сразу же затылок сдавила тяжелая, ноющая боль. Сола сцепила зубы и снова потянулась к Виргинии. То же самое! Почему у нее не получается, ведь это не первый раз? И тут в нависшей тишине раздался показавшийся очень громким голос Генриетты:
– Ее Иносенсии плохо!
Сола бросилась вперед и успела первой коснуться теплой безвольной руки. Виргиния была мертва. Вернее, мертвым было ее тело, потому что сама Ее Иносенсия прекратила бренное существование много лет назад. Сола испуганно отступила и безвольно опустила руки, когда сестры высшей степени посвящения заняли положенные им испокон века места вокруг мертвой Предстоятельницы.
Вернулась Агриппина, и Солу поразило ее расстроенное лицо. Наверное, ей уже сказали, хотя она не видела, чтоб кто-то успел покинуть зал Оленя. Матушка сразу же прошла к креслу, ее появление приняли с облегчением. Еще бы, именно ей придется заниматься бренным телом мертвой Предстоятельницы, пока остальные будут делить Рубины. Однако, отдав появившимся словно из ниоткуда сестрам Цецилии и Леокадии распоряжения, бланкиссима Агриппина отошла от этикета. Подняв короткопалую пухлую ладонь, она призвала к тишине, и все замолчали. Агриппину ценили, а столь вопиющее нарушение ритуала могло быть связано лишь с чем-то весьма значительным.
– Возлюбленные сестры, – грудной голос бланкиссимы был, пожалуй, единственной красотой этой женщины, – мы понесли тяжелую утрату. Никогда еще не случалось, чтобы Ее Иносенсия отходила в дни именин святой равноапостольной Циалы при всех нас. Видимо, Виргиния, как никто, была любезна нашей небесной покровительнице. Теперь по уставу ордена мы должны назвать имя ее преемницы [107] , благо святой было угодно в этот день собрать нас всех в Фей-Вэйе. Но сначала, как мне кажется, вам следует узнать новости, которые касаются всех и, соответственно, ордена. Спасать заблудшие души нам приходится на земле, а на земле идет война.
107
Циалианки назначают новую Предстоятельницу прямым тайным голосованием сестер высшей степени посвящения за закрытыми дверьми в малом зале Оленя в Фей-Вэйе. Это должно быть сделано как можно быстрее, поэтому избрание новой Предстоятельницы происходит, как только представительница самой отдаленной обители из числа значительных прибывает в Фей-Вэйю. В данном случае избрание новой Предстоятельницы должно было произойти немедленно.
Проклятый
Нет сна, который не кончается либо смертью, либо пробуждением, нет похмелья, которое не проходит… Он действительно чуть не загубил все, чуть не зачеркнул и свою собственную жизнь, и жизнь Ларэна, и жизни тысяч и тысяч живых существ, оказавшихся заложниками его проклятой любви. И о чем он только думал раньше?! О чем, о чем… О Циале, о себе, о чем угодно, только не о том, о чем должен. «Четыре шага до Последнего Греха, и первый сделал ты…» Как же они не поняли, ведь разгадка лежала на поверхности! Ну, хорошо, для него тогда все было слишком близким, он не мог думать об Анхеле спокойно и старался вообще о нем не думать, но Залиэль и Ларэн?! Они должны были догадаться! Или эльфы все же слишком далеки от людей… Впрочем, теперь это неважно. Главное, остановить Герику, она не должна вырваться из башни,
На правду не обижаются, так, кажется, говорят нудные умники. «Слово правды возносит праведных и ниспровергает грешных», написано в Книге Книг. Вранье все это, куда ближе к истине атэвы: «Большая правда один раз великая радость и девять раз по девять великая боль». Но великая боль может разбудить даже мертвого. Или почти мертвого. Он еще не скоро забудет, если забудет, но он проснулся.
Лунный Волк! Что же случилось с Геро, если она так на него набросилась, она, жалевшая и понимавшая его лучше, чем он сам себя понимал. Женщина что-то почувствовала. Магический удар? Проклятье? Призыв? Смерть любимого существа? Только не это! Если ее возлюбленный… Он даже не удосужился запомнить его имя! Как же, это у него любовь, а у других так… Хотя она во имя любви сделала куда больше, чем он. Только бы ее друг не погиб, пока он купался в своей беде, это было бы слишком страшно. Нет, не похоже… Конечно же, нет! Почувствуй она его смерть, она бы не стала рваться назад, горе навалилось бы, как глыба, лишило бы сил, света, воздуха. Но он-то не почувствовал смерти Ции! Впрочем, это-то как раз объяснимо. Циа не любила, а значит, вряд ли в свой последний миг вспомнила о нем. Нет, друг Геро жив, не могут же на их головы свалиться все беды, что-то да можно обойти стороной, отвести, предотвратить. Тем паче, он теперь знает, что именно.
Только бы догнать Геро, неужели она его настолько опередила?!
2870 год от В.И.
Вечер 18-го дня месяца Вепря.
Фей-Вэйя
«…а весной их головы выставят на Новом мосту…» Агриппина рассказывала что-то еще, но Сола уже не слышала. Жизнь потеряла последний смысл. Шарля нет и не будет, его все-таки добили… Руками были Лумэны, но толкнули его в огонь амбиции ре Фло и злоба Елены и Дианы. Циалианская сестра не молилась, не плакала, не кричала. Она не упала в обморок и никого не прокляла, просто для нее все было кончено. Орущие воробьи на подоконнике, сверкающие морозные узоры, лица сестер и рыцарей, ничего этого не было, все стало тленом, прахом, небылью. Только одна неизбывная боль. Шарль… Шарло, ее герцог, первая и последняя любовь. Они его убили, а она жива… Вернее, все наоборот, он наконец-то обрел счастье и покой, а умерла она. Она мертва и находится среди мертвецов, которые изображают из себя живых – суетятся, пыжатся, куда-то лезут, чего-то добиваются… Кому все это нужно, если Шарля больше нет и никогда не будет?!
Сола смотрела и не видела ни как ушли в Тайную комнату Высшие сестры, ни как стекал песок в часах. С падением последней песчинки громко ударил колокол, и пронзительный звон словно бы втолкнул женщину в реальный мир. Соланж-Анастазия, вздрогнув, заняла причитающееся ей место во втором ряду. Распахнулись двери, и Избирающие чередой потянулись в зал Оленя. Последней вернулась Агриппина. Она была спокойна. Конечно, она расстроена, но не более того. Да, бланкиссиме нравился Шарло, очень нравился, но она не любила его. И не знала. Разве кто-нибудь из них, в том числе и жена, понимал его? Разве он рассказывал им о своих снах, о своих страхах, разве он им пел, разве он их любил?! А они окружили его, как волка, и погнали на красные лоскутки, через которые он не смог прыгнуть! И только она одна знает, как он не хотел, как ему было одиноко и больно…
Агриппина пожалеет о нем какое-то время, покудахчет, не зная, что будет ходить в зимних подкованных сапогах по обнаженному чужому сердцу. А потом вздохнет и предложит поужинать и заговорит о какой-то ерунде вроде того, чем они займутся при новой Предстоятельнице… Нет, Сола не перенесет такого. Зачем ей жизнь без Шарля? Раньше она хотя бы знала, что он есть. Что он иногда смотрит на те же звезды, что и она, а она пусть и не может его коснуться, но может видеть его во сне… Она думала, самое страшное – это разлука. И это так, Смерть тоже разлука… Что ж, завтра сестра Анастазия тайно покинет Фей-Вэйю. Агриппина наверняка примет свою настойку и будет спать, а у ворот она скажет… Найдет, чего сказать, пусть ее ложь выплывает, это не будет иметь никакого значения. Она увидит Новый мост и простится с Шарло, а потом… Потом она убьет Диану и Агнесу, а если удастся, и Фарбье. Убьет их и умрет сама. И все будет кончено. Пусть Генриетта с Агриппиной спасают Арцию от Проклятого, она здесь больше ни при чем. Если этот мир допустил гибель Шарля, пусть он летит в тартарары, это только справедливо, он не заслуживает снисхождения и защиты, по крайней мере от нее. Анастазия, да какая, к Проклятому, Анастазия, Соланж Ноар, Сола проклинает Тарру и всех живущих. Будь он проклят, этот мир!