Кровать с золотой ножкой
Шрифт:
«Борьба со злом настолько стара, закоренела, неизбывна, что невольно приходишь к выводу: борьба эта имеет какое-то особое, непреходящее значение для существования рода человеческого. Быть может, крайности добра и зла такое же двуединство, как свет и тьма, тепло и холод? Быть может, в атмосфере планеты зло циркулирует, подобно влаге, а коэффициент зла каким-то образом совпадает с коэффициентом получаемого и излучаемого планетой тепла?»
В один из летних ливней в комнате второго этажа Крепости, где жили Элмар и Раймонд, потекло с потолка. Вечером Виестур поднялся на чердак посмотреть, в чем дело. Паулис, как обычно, пропадал на каком-то
— Послушай, отец, что-то надо делать с крышей. Насквозь протекает. По стропилам ручьи разливаются. Не содрать ли старый шифер и не покрыть ли новым?
Но свободных денег не нашлось, да и не просто было шифер раздобыть. Крышу кое-как подлатали кровельным толем. На стыках по-прежнему текло. После того как Скайдрите поступила в институт и уехала в Ригу, просторная верхняя комната превратилась в нежилое помещение. А позднее, когда Элмар стал студентом, весь верхний этаж уже был заставлен старыми тазами, ведрами и ваннами. Затем начали лопаться оконные стекла. Некоторые клетки рам забили фанерой, потрескавшиеся стекла не трудились заменять. В дом залетали летучие мыши и ласточки, устраивали гнезда шершни. В ночной тишине даже в нижнем этаже было слышно, как в заброшенной части дома что-то шуршало, шипело, попискивало и жужжало.
Виестуру, наблюдавшему за угасанием Крепости, становилось не по себе. Однако старый дом за долгие свои годы был так запущен, что мелким ремонтом, чисто косметическими мерами ничего не поправишь. Требовался капитальный ремонт, а подвигнуть на это отца не было надежд. В этом году вряд ли получится, надо еще оглядеться, куда жизнь повернет, — такими ответами обычно отделывался Паулис.
Конечно, не все гладко было в жизни. Трухлявые срубы тракторы свозили в колхозный центр, и там они, кривые, скособоченные, стояли никому не нужные. Ходили толки об агрогородах, о взметнувшихся поверх макушек деревьев многоэтажных зданиях. После объединения колхозов переместился и колхозный центр. Планы мелиораторов предусматривали снос многих хуторов. В газетах стыдили, высмеивали живущих на отшибе хуторян. Крупный ремонт Крепости со стороны мог показаться пустым расточительством или упрямством.
Невозможно было не считаться и с доводом, который обычно выдвигала Нания: Крепость непомерно велика, можно концы отдать, прибирая этот несуразный домище. Да и много ли их осталось, Скайдрите на фармацевта учится, едва ли к ним уже вернется. Элмар тем более. Раймонт заканчивал среднюю школу, через два года упорхнет и он. А с Виестуром все та же давняя беда Вэягалов — никак жену себе не подыщет.
Нания работала в полеводческой бригаде, домой являлась затемно, попробуй такую махину содержать в порядке. Нания гордилась своими цветочными клумбами, чисто прополотым огородом, аккуратным газоном; никогда прежде не был так хорош двор «Вэягалов». Зато в доме зачастую беспорядок полный — постели не прибраны, одежда разбросана как попало, повсюду пыль и сор. Иной раз Паулис пытался вразумить жену, а Нания в ответ как топором рубила: «У тебя тоже есть руки, не только язык, с чего ты взял, что постель положено лишь жене убирать».
С годами Нания становилась сварливой, легко раздражалась. Больше других доставалось Паулису. Впрочем, их перепалки и перебранки касались мелочей, что ни говори, а Нания пеклась о семье. Белье всегда чисто выстирано, более или менее даже заштопано. На столе каждый день горячая еда. И скотина на дворе сыта, обряжена. Хлеб, муку, крупу, сахар — все приходилось доставлять из Зунте. На Паулиса ни в чем нельзя положиться, ему всегда куда-то надо идти,
Новый председатель по фамилии Шкинейс, сам будучи горожанином, совещался с Паулисом чуть ли не ежедневно. «Ну, как же, как же, ты для него нечто вроде справочника, — язвила Нания, — он без тебя как без рук…» И все же был свой прок в советах Паулиса. Подобно переменчивой моде на женские юбки, волнами накатывались квадратно-гнездовые способы посева, торфоперегнойные горшочки, кукуруза и еще — попробуй теперь вспомни — какие моды. Невесть откуда принесет такое облако, никто его толком не разглядит, не почувствует. А Паулис всегда что-то знал. Он имел обыкновение копаться в журналах и, бывая в разъездах, держал глаза открытыми, набирался опыта. Во время кукурузной эпопеи он, к примеру, выразился так:
— Королеву полей не след хоронить по укромным полям, королеву вдоль дорог сажайте, где ездят кареты. А клевер, усладу коровьего брюха, вторым рядом сейте, поближе к скотным дворам и молочным бидонам. Это я вам говорю!
Зунтяне сумели сохранить и здравый смысл, и рассудок, а посему не знали, как выглядят пустые кормушки, и не дожили до того, чтобы коровы давали козью долю молока. Кое-кто из соседей пыжился, старался казаться лучше, чем был на самом деле, хозяйствовал на бумаге, раздувал показатели, Паулис же при каждом собеседовании с председателем твердил:
— Как высоко ни подкидывай шапку, все равно наземь упадет. Одними разговорами дела не сладишь, приписками животы не накормишь.
Для затянувшейся холостяцкой жизни у Виестура имелись основания, хотя ни Паулис, ни Нания разобраться в них не могли. В армию Виестура не взяли — вроде бы не хром, а при ходьбе чуточку припадает. Виестур на тракториста выучился, к моторам он сызмала имел пристрастие. Парень он был симпатичный, рослый, светловолосый и, не в пример большинству Вэягалов, имел темные и длинные ресницы. Девчонки о нем сочинили такую загадку: «Угадайте — кто не черен и не бел, не цыпленок и не черт?» Светловолосая голова Виестура как-то особенно выделялась поверх замасленного ватника тракториста. Волосы Виестур всегда содержал в чистоте и порядке. «Он просто помешался на своих волосах, — сказал Паулис Нании, — каждую неделю бегает в парикмахерскую». На самом деле Виестур бегал к Валии, всегда только к Валии.
— Как будем стричь? — спросила Валия с лукавой улыбкой.
— Сделайте покороче, — раскрасневшись от смущения, Виестур тупо глядел в большое зеркало.
Неделю спустя опять явился.
— Да ведь не успели еще отрасти, — удивилась Валия.
— Не беда, сделайте покороче.
Через неделю Виестур снова сидел в ее кресле,
— Еще слегка укоротите.
— Тогда уж под бокс.
— Пусть будет под бокс.
— А в следующий раз что — под гребенку? Волос ваших жалко! — Валия в нерешительности теребила шевелюру Виестура. — Вот что, лучше как-нибудь в выходной день прокати меня на мотоцикле. Говорят, в окрестностях по берегам Светупе так славно поют соловьи.
Виестур катал Валию на мотоцикле всю весну и все лето. Это, разумеется, не осталось не замеченным ни для молодых, ни для старых зунтян. Молодые говорили: «Ты смотри, какие у Валии стройные ножки!» (В ту пору у женщин еще не были в моде брюки, и подол платья Валии на мчащемся мотоцикле развевался где-то на уровне талии.) А старики говорили: «Совсем спятил парень, не сломал бы шею, на дорогу даже не смотрит, все назад, все в глаза ей пялится». Валия, обеими руками крепко обнимая Виестура, за его широкой спиной казалась маленькой, хрупкой и счастливой.