Кровавая фиеста молодого американца
Шрифт:
— Готов! — закричал всадник.
— Раз! — крикнул шофер. — Два!..
При тусклом свете фар толстяк вдруг круто повернулся, и в ночной тишине прогрохотал выстрел. Широкополая соломенная шляпа всадника, еще не успевшего встать лицом к сопернику, смешно запрыгала в десяти шагах от него.
Всадник повернулся, как ужаленный, но капитан уже садился в автомобиль.
— Я победил! — весело закричал он. — До завтра, амиго!
Автомобиль рванулся и скрылся в темноте. Всадник медленно подошел к шляпе, поднял ее и начал осматривать. Потом неторопливо подошел к своему коню, с минуту о чем-то подумал, спокойно сел в седло
Слегка потрясенный всем случившимся, Джек сидел за столом в маленькой гостинице-харчевне и быстро строчил корреспондентский отчет.
Вдруг в коридоре послышались чьи-то нетвердые шаги и дверь тихо распахнулась. На пороге появился офицер с огромным револьвером в руке. Секунду он постоял, злобно щуря глаза, потом шагнул вперед и захлопнул дверь. Это был один из тех, кого на танцах позвала красавица Беатриса.
— Я лейтенант Антонио Монтейя… к вашим услугам, — сказал он. — Я пришел застрелить гринго.
— Садитесь, — ответил Джек насколько можно приветливее.
Проникнутый пьяной решимостью, лейтенант снял шляпу, вежливо поклонился и пододвинул к себе стул. Затем из-под полы своего мундира он достал другой револьвер и положил оба револьвера на стол.
— Хотите папиросу? — спросил Джек, протягивая ему пачку.
Офицер взял папиросу, помахал ею в знак благодарности и прикурил от лампы. Потом взял оба револьвера и прицелился в Джека. Пальцы его нажали на собачки, затем вдруг расслабились.
— Вся беда в том, — сказал офицер, опуская оружие, — что я не могу решить, каким револьвером воспользоваться.
— Извините, — сказал Джек дрожащим голосом. — Но мне кажется, они оба устарели. Этот кольт, безусловно, модель 1895 года, а что касается „смит-и-весона“, то это не больше, чем игрушка.
— Правильно, — пробормотал офицер, печально глядя на револьверы. — Извините, сеньор, раз нет другого выхода; придется обойтись этими.
Джек приготовился было вскочить, увернуться, закричать, но в это время взгляд лейтенанта упал на стол, где лежали двухдолларовые ручные часы.
— Что это? — спросил он.
— Часы! — обрадовано воскликнул Джек и стал показывать, как они надеваются.
Лейтенант смотрел на часы горящими глазами, как ребенок на какую-нибудь интересную игрушку.
— Ах, — вздохнул он, — какие они красивые!
— Они ваши, — сказал Джек, снимая часы.
Лицо офицера просветлело. С трепетным благоговением он застегнул браслет на своей руке, затем встал, уронив револьверы на пол, и бросился Джеку на шею.
— Лейтенант Антонио Монтейя ваш амиго навсегда!
Когда он вышел, Джек, в который уже раз потрясенный всем, что с ним случилось в этой стране, улегся на кровать и устало прикрыл глаза.
Утром Джек проснулся в своей гостинице-харчевне от громкой пальбы, шума и крика. С минуту он сидел на кровати, не понимая, что происходит, казалось, что стреляли по его гостинице, казалось, что кто-то сейчас ворвется… Потом он быстро оделся, схватил фотоаппарат и побежал к выходу из гостиницы.
У дверей его остановила хозяйка.
— Не ходите, мистер!.. Остановитесь! Вас убьют! — кричала она в ужасе. — Там колорадос. Они убили всех в городе! Они не тронули меня, потому что я отдала им всю выпивку!.. Мистер, мистер! — она хватала его за одежду. — У нас в городке было четыре тысячи мирных людей, пацификос… Они убили всех! Осталось несколько
Джек выбежал на улицу.
Около его гостиницы никого не было, только навстречу промчались три обезумевших лошади без седоков. Седло у одной, непонятно за что зацепившись, волочилось по земле.
Джек бросился туда, где слышались выстрелы. Пока он бежал, выстрелы становились все реже и реже. Еще несколько лошадей без седоков промчались мимо пего.
Пробежав еще немного, он увидел автомобиль с убитыми солдатами, воткнувшийся в витрину небольшой лавки.
Джек вышел на площадь, где был скверик-сад.
Какие-то люди стаскивали убитых в один ряд и клали их под стену, снимая с них сапоги, одежду и все, что представляло мало-мальскую ценность.
Кроме убитых мужчин на улице валялись убитые женщины, старики.
Небольшая толпа женщин — все, что осталось от жителей городка, стояла около скверика-сада. А рядом стояли музыканты духового оркестра и тоже как-то отрешенно, автоматически исполняли вальс „Над волнами“, извлекая не очень стройные звуки из своих инструментов. А в садике, упав головой на ящик, около которого валялись щетки, лежал убитый мальчишка, день назад чистивший сапоги Панчо Вилье… Все это потрясенный Джек отметил каким-то полубессознательным взглядом, и вдруг он увидел стоящую в толпе женщин Беатрису. Она была живой фигурой среди этих отрешенных людей. С гневом и презрением она смотрела на человека, который властвовал над всем, что было вокруг. Этим человеком был восседающий на копе капитан Аредондо, командир отряда колорадос, который на рассвете ворвался в этот город и уничтожил его.
„Красавчик“ был пьян, бледные щеки его подергивались.
Увидев Джека, он даже как будто обрадовался, улыбнувшись, сказал:
— А-а, мистер Рид!.. Вот мы и встретились.
— Вы чудовище, капитан! — сказал Джек.
Капитан Аредондо рассмеялся.
— Вы думали, что мы здесь играем, мистер Рид. Вы приехали искать правду. Так вот, знайте — мы уничтожим всех, кто даст приют бандитам!
— Вы убийца! Вы хуже убийцы — вы палач, — сказал Джек.
— Все ясно, — улыбнулся, дергая щекой, капитан Аредондо. — Вы все-таки связались с этим сбродом. Вы думаете, что я не могу вас расстрелять, потому что вы американец? Я с удовольствием вас расстреляю, мистер Рид, хотя мне очень бы не хотелось потерять такого партнера по игре в покер!
Из толпы женщин раздался крик Беатрисы.
— Эй, „Красавчик“, ты можешь меня расстрелять вместе с ним, потому что я с тобой все равно не лягу! Ни одна порядочная проститутка не ляжет с тобой в кровать, дерьмо!
Капитан Аредондо снова заулыбался.
— Я с удовольствием расстреляю вас обоих! Но сначала я займусь вот этим, — он указал на трупы, уложенные вдоль длинной стены. — Они неправильно убиты. Они должны быть официально расстреляны, и сейчас я займусь этим!
Он спрыгнул с коня, что-то сказал своему подчиненному, и тот, подбежав к одному из трупов, попытался поднять его и приставить к стене. Но трупы еще не остыли до такой степени, чтобы они могли стоять. Убитый все время выскальзывал из рук и падал, и один человек не мог справиться с ним. Тогда подбежал второй. Они подняли убитого, приставили к стене, а его руки положили себе на плечи, так, как будто он обнимал своих друзей.