Кровавая графиня
Шрифт:
Палатин догадался, что вокруг него что-то затевается, что он втянут в какую-то сложную интригу. В его размышлениях то и дело возникала Алжбета Батори, и при взгляде на нее он испытывал отвращение, которое сам не мог себе объяснить.
— Ты уже отправил гонца в Новое Место? — спросил он секретаря.
— Да, примерно час тому назад, — ответил секретарь, и открытый взгляд его светился непривычной робостью. — Осмелюсь попросить вас о недолгом разговоре с глазу на глаз. С этой минуты я слагаю с себя должность секретаря. Она была для меня величайшей честью, но я недостоин ее.
—
— Именно об этом я и хочу с вами поговорить, дабы облегчить свое сердце и совесть.
— Что ж, пойдем, — ответил палатин и направился в рабочий кабинет.
Когда шум, шедший из залов, совсем затих и музыка лишь глухо долетала до ушей, они вдруг услыхали во дворе возбужденные голоса:
— Я тотчас, безотлагательно должен говорить с палатином, любой ценой!
— Палатин никого не принимает.
— Он должен меня принять, речь идет о важной вещи, о судьбе многих людей.
— Я немедленно прикажу вас запереть, если вы по-доброму не уйдете, — узнали они голос бытчанского капитана.
Человек, который так отчаянно рвался к палатину, отступил к повозке, в которой приехал, и обратился к капитану.
— Хорошо, я уеду, коль вы не хотите меня пустить к палатину, — говорил он возмущенно, — но уверяю вас, он не скажет вам спасибо за то, что вы прогнали единственного свидетеля этого убийства!
Луна щедро заливала бледным светом двор, и капитан, взглянув на повозку, остолбенел.
Из окна на капитана молча смотрели палатин и его секретарь.
В повозке лежал труп мужчины. В лучах фонаря, который держал над ним капитан, видна была форма и пугающе бледное лицо.
— Это мой гайдук! — пораженно воскликнул палатин.
— Гайдук, которого я час назад послал в Новое Место, — подтвердил секретарь.
— А человек, который привез его и хочет со мной говорить, это Микулаш Лошонский. Приведи его тотчас, но незаметно, и следи, чтобы об убийстве гайдука не проведали гости.
Спустя минуту Микулаш Лошонский уже стоял перед палатином.
Лицо его пылало от возбуждения.
— Я предстаю пред вашей светлостью как посол Чахтиц. Город оказался на краю отчаяния и единственную помощь и защиту видит в вашей справедливости.
— Как ты очутился близ трупа моего гайдука? — прервал его Дёрдь Турзо.
— Перед Великой Бытчей на дороге, за минуту до того, как я добежал до этого места, его прикончили пятеро других гайдуков. Они испуганно разбежались, когда услышали стук моей повозки. Хоть глаза у меня и старые, но острые. Я их хорошо видел.
— Чьи гайдуки это были? — спросил палатин.
— Гайдуки Алжбеты Батори!
— Рассказывай! — проговорил палатин после короткого раздумья. — Рассказывай, что творится в Чахтицах и чем я могу им помочь.
Он слушал, затаив дыхание. Страшные коридоры под чахтицким замком и градом… Пытки девушек, железная кукла, омовение в крови, зверства прислуги, сотни мертвых — все это были вещи, о которых палатин до сегодняшнего дня не слыхал, а сегодня слышит уже в который раз. Теперь вот — от седовласого старца, который не способен обронить ни одного лживого слова.
— То, о чем я коротко рассказал, происходит в
— А чего еще требуют Чахтицы? — спросил палатин с непроницаемым лицом.
— Алжбета Батори несколько месяцев назад обвинила чахтичан, что они поддерживают разбойников, что они мятежники и творят невесть какие преступления. Сейчас их объедают три сотни ратников, которые находятся там только того ради, чтобы графиня могла беспрепятственно совершать свои злодейства. Чахтицы терпят огромные убытки — содержание ратных поглотило почти все их запасы. Мало того: солдаты набрасываются ночами на девушек в их каморках. И всячески принуждают к уступчивости жен тех горожан, под крышами которых они живут.
Палатин слушал и хмурился.
— Ко всему прочему на этих днях, — продолжал Микулаш Лошонский дрожащим от негодования голосом, — слуги по приказу властительницы обирают подданных, свободных крестьян и горожан до такой степени, что не пройдет и двух недель, как каждая рука судорожно сожмет или нищенский посох, или оружие, с которыми кинется на замок. Прольется кровь! Чахтицкая госпожа насильно продает свой урожай и назначает своевольно цены. И нет закона, который бы защищал горожан, нет власти, которая бы взяла страждущий город под свою опеку. И это еще не все! Под предлогом обновления града и дорог из людей выбивают неслыханные подати. Кто не подчиняется, того не минует «кобыла», и потом его же, полумертвого, для острастки бросают в темницу. Самые мужественные люди покидают хозяйства, дома, семьи, убегают в леса к разбойникам, гонимые мыслью о мщении. От имени Чахтиц взываю к вам о справедливости: всегда мирный город может стать полем кровавых событий.
— Поезжай, Микулаш Лошонский, и будь спокоен, — сказал палатин после короткой паузы, — твое известие я выслушал и обещаю, что прикажу расследовать события в Чахтицах и приму надлежащие меры.
— Меры необходимо принять сейчас же! — возразил Микулаш Лошонский, строго глядя на собеседника. — Всеобщее возмущение и решимость восстать в Чахтицах нарастают с каждым часом. Я прошу вас немедленно отозвать войско.
— Признаю, что в Чахтицах нет необходимости в ратниках для защиты госпожи, ради которой мы их туда послали, — ответил палатин. — Но они необходимы для удержания порядка, ведь, и по твоим словам, положение там весьма серьезно.
Микулаш Лошонский разочарованно вышел из кабинета палатина. Он представил себе свое возвращение в Чахтицы: везет он всего лишь обещание палатина помочь. Но прежде чем обещанная помощь придет, народ совсем обнищает.
Дверь за ним закрылась, а палатин все еще продолжал сидеть в кресле, погруженный в свои мысли. Его задумчивость была нарушена громким стуком в дверь.
Секретарь вскочил, намереваясь научить виновника пристойному поведению. Он резко открыл дверь, но в коридоре не было ни души. Он не услышал даже шагов убегавшего.