Кровавая графиня
Шрифт:
Взгляд соскользнул к полу. Там лежало письмо, красневшее семью печатями.
Он поднял его.
— Таинственный посланец, — сообщил он палатину, — бросил у входа в кабинет это письмо за семью печатями, адресованное вам.
— Открой письмо, — удивленно сказал палатин, — и читай!
Секретарь распечатал письмо. По мере того как он читал, лицо его бледнело все больше, палатин пораженно следил за его волнением.
— Это послание покойного пастора Андрея Бертони, предшественника Яна Поницена, — сообщил
Палатин с живостью протянул руку к письму. Прочел его.
Юрай Заводский отошел к окну.
На дворе снова послышался шум.
Микулаш Лошонский вышел как раз в ту минуту, когда, по приказу капитана, уносили труп гайдука.
— Вы заметаете следы преступления, — взорвался Микулаш Лошонский, — вместо того чтобы показать его всему свету, вместо того чтобы требовать справедливости!
Бытчанский капитан с трудом уговорил его сесть в повозку.
— Гони что есть мочи! — приказал капитан кучеру. — А иначе и тебя, и твоего хозяина, коли он не замолчит, мне придется порядком охладить где следует.
Кучер стегнул лошадей.
— Господин капитан, — кричал Микулаш Лошонский на прощание, — поблагодарите Алжбету Батори, что велела убить вашего гайдука. Поцелуйте ее благородную руку и подставьте шею, чтобы она могла надеть на нее удавку!
Палатин прочел письмо и положил его на стол.
— Что скажешь об этом? — спросил он.
Секретарь не ответил, лишь задумчиво смотрел перед собой.
— Приведи ко мне Алжбету Батори! — распорядился палатин решительно и сдержанно, словно председательствовал на суде.
С главу на глаз
Алжбета Батори не знала, что произошло. И ни малейшего понятия не имела о том, что палатину известно об убийстве его гонца ее гайдуками.
Юрай Заводский прервал ее разговор с Яном Христианом:
— Весьма сожалею, ваша милость, что должен прервать вашу приятную беседу. Но его светлость палатин намерен поговорить с вами. Он ожидает вас в своем кабинете.
— Что это значит? Почему палатин не может поговорить со мной здесь? Почему он ждет меня в своем кабинете? — обеспокоенно выспрашивала она.
Секретарь предложил ей руку.
— Есть вещи, ваша милость, — холодно ответил он, — о которых лучше всего говорить без свидетелей, с глазу на глаз.
Минутой позже она уже исчезла за дверью кабинета. Секретарь туда не вошел. Когда она взглянула на хмурое лицо палатина, сердце ее тревожно заколотилось.
Палатин молча кивнул ей, чтобы она села.
— Что вам угодно? — спросила она с деланной улыбкой, когда в нее впился взгляд Дёрдя Турзо.
— Почему вы приказали убить моего гайдука?
Она изумленно уставилась на него.
— Почему вы это сделали? — воскликнул он, не в силах больше
Голова у нее пошла кругом. Нахлынувший страх душил ее.
— Для чего вы это сделали? — повторил он еще более гневно. В голосе его слышалась угроза.
— Подобное обвинение меня до того потрясает, — превозмогая оцепенение и страх, ответила она, — что я не нахожу слов для ответа. Уверяю вас, ясновельможный господин мой, что ни о каком убийстве вашего гайдука, как и о том, где и при каких обстоятельствах это произошло, я не ведаю.
— Пятеро ваших гайдуков напали на него на дороге, и очевидец нападения только что привез его труп.
— Если они и совершили его, то по своему усмотрению, — сказала она с притворным негодованием. — Я накажу их!
— О наказании позабочусь я сам.
— Я подчинюсь воле вашей милости, — ответила она растерянно. — Повелю схватить гайдуков и отдам их в ваши руки.
Она чувствовала, что попала в ловушку. По спине у нее пробежал озноб.
Палатин указал на пожелтевшее письмо.
— Это письмо давно отошедшего в мир иной человека. Он обвиняет вас в девяти убийствах!
Руки у нее тряслись, когда она взяла письмо со стола.
Только теперь ее осенило, почему разбойники вытащили гробы из склепа. Они искали доказательство и нашли его. Строчки и буквы расползались перед ее глазами, словно муравьи.
— Неужели ваша ясность верит этому безумию? — спросила она в слезах. — Верит бессмыслице и злоумышленной лжи, которую сеют обо мне мои недруги?
— Так что вы скажете об этом письме? — спросил он ее, словно не замечая ее слез.
— Пастора Бертони я попросила похоронить девять девушек, это правда. Правда и то, что хоронил он их тайно, ночью. В замке вспыхнула заразная болезнь. Девять ее жертв я велела предать земле тайно, дабы на похороны не явились все горожане, как это обычно бывает. Таким образом я хотела ограничить распространение болезни.
— Андрей Бертони событие это описывает несколько иначе.
— У него было тихое помешательство, он безумец.
— Я охотно поверил бы вашим словам, графиня. Я пошлю в Чахтицы гайдука, приглашу свидетелей, которые подтвердят ваши объяснения, и так рассеются мои сомнения.
Заметив, как она передернулась при его словах, он язвительно заметил:
— Нет, пожалуй, я не сделаю этого. Может статься, что ваши люди убьют и этого моего гайдука…
Острым взором палатин заметил ее смятение и страх, ему стало отвратительно ее притворство, которое он сумел разглядеть на самом донышке ее преступной души.
— Я приказываю вам отвечать мне ясно и точно! — сказал он прямо, ибо не в его натуре было идти к цели окольным путем. — Правда ли, что вы отвергли законы Божии и человеческие и убили сотни девушек?