Кровавая пасть Югры (сборник)
Шрифт:
А может и наоборот, нередко входя в раж от творческих споров.
– «Кто же так кроит костюм Крота!? Это же вам не матрос-первогодок! И потом крот – тот же подводник. С пузом, что вы ему приделали, он не то что под землёй, а и на камбуз не пролезет!» С самим героем-исполнителем роли Крота даже не советовались. В соседней квартире готовили Ласточку Вику: «Викуля, пойми доченька, ласточка это такая птичка на материке. Она чёрненькая и клювик имеет маленький и аккуратный. Она прилетает к нашей бабушке в Воронеж весной. У нас в это время ещё лежит снег. А вы с папой сделали голову как у камчатской вороны, которую даже собаки боятся! А крылышки плоские, как у ракеты!»
– Мамочка, ну не хочу я играть этого жабиного сыночка! Ленка, вон какая
– Сынок, так поступать неприлично и бесчестно! Твой папа морской офицер. А жаба, если хочешь знать-амфибия, земноводное животное. Она этих белых эльфиков по десятку за раз проглотить может! А потом они безъязычные: ни словечка за весь спектакль. Только хи-хи, да ха-ха. А у тебя целых четыре сложноподчинённых предложения! Это вам не «кушать подано!»
Переругались, рассорились, расплакались. Ещё бы: на роль бессловесной стрекозы, вообще придуманной доморощенными режиссёршами для счёта, на одно место было желающих не менее 10 девочек и три мальчика (должны же быть и у них самцы, как у кур, например!). В конце концов в столярном цеху завода изготовили огромную разборную сцену, а в парусном сшили из горкомовского бархата занавес и кулисы.
Все протоптанные к садику «Журавушка» дорожки были усеяны обрывками декораций всех времён года. Заведующая садиком Елена Яковлевна ПЕРВАЯ в посёлке сделала в двери квартиры глазок и засов изнутри: замучили ходоки-родители, требовавшие приёма на роль своих чад… Я для своей ненаглядной доченьки придумал сам роль ведущей от автора. Она же и начинала сказку. Дети напрочь игнорировали жизнь вне своего дошкольного терема. Едва стрелки будильника доползали к пяти часам, как дитя уже ломилось в спальню к родителям. И утренний амурный проминаж шёл насмарку. Деточка, едва продрав глаза, интересовалась: «А мы в садик не проспим?!»
– О боже, да спи ты, ради бога! Рано ещё! – хрипел, задыхаясь и в поту папа. Что-то аналогичное вторила из-под одеяла мама.
Так что кривая демографии выпрямилась и стала никакой. Вывод: надо скорее СТАВИТЬ спектакль!
Ко всему следует заметить, что дети лет до семи практически всё воспринимают на веру. Лишь изредка уточняют: «А волшебник будет взаправдишный или из завкома?» Из этих же побуждений песочек служит маринадом, а камешки конфетами, а то и булочками с маком: «Скушай булочку! Я сама спекла. Ешь, пожалуйста!» и совала в рот «гостье» средних размеров камешек.
Роли в обычном понятии не учили. Их только раздавали. А, уловив смысл сказки, дети общались САМИ ПО СЕБЕ. Андерсен воспринимался условно, а то и косвенно, с оговоркой: «Вот и нет! Виктолия Николавна, там навелное написано по-длугому! И пусть Витька не сполит! Он вобсе маленький жук. И за текстом! Пусть луцсе квакает. Он тозе букву «л» не говолит!»
Оговоримся, что сам Ганс Христианович в СВОЮ сказку ввёл 12 персонажей. В нашей постановке их стало ПЯТЬДЕСЯТ!!. На перекус стебля лилии добавили ПЯТЬ рыбок и рака с клешнёй(упущение Христиановича). На постоянной основе (сразу в двух сценах: у жука и эльфа) ввели ПЯТЬ бабочек (три стрекозы в запасе, если сцена будет побольше). Для авторитета крота разместили ПЯТЬ бобров, с учётом, что нору под себя они разроют (упущение автора). В сцене с ласточкой к нарисованной улетающей на юг стае добавили ПЯТЬ молоденьких чернокрылых птичек со словом «Летим, летим!!». А в свиту молодого принца-короля эльфов вклинили остатки младшей группы, чтобы не ревели. Им надо было членораздельно говорить «хи-хи» и «ха-ха», смеяться всамделишно и разрешили визжать, если станет очень смешно. Ведущая на время действия со сцены уходила в зал.
Согласовали с заводом и кораблями: явку родителей в СУББОТУ. Остальные полпосёлка искали всевозможный блат: вход по пригласительным от АДМИНИСТРАЦИИ городка.
О, господи, какая душевная боль – эти зрители! Елена Яковлевна молилась на них, но чаще – избегала. Они как муравьи тащили во дворец Мельпомены всё, что ни попросишь, украшали сцену, клеили декорации… А вот куда их рассадить, – ну никак не получалось! Стульчики, лавочки и даже предметный стол из клизменной – всё пошло под партер. Балконом послужили краеугольные гранитные осколки по краям аллей. С учётом проходов – не более ста мест. Кто-то предложил бельэтаж на пальмах. Предложение отклонили при одном воздержавшемся.
НАСТАЛА СУББОТА! АНШЛАГ!!
В зарослях «зала» воцарилась тишина. Лишь какой-то попугайчик пытался выговорить нечто непотребное, чему выучили его нехорошие мальчики. Получалось скверно, но очень даже понятно. Вышла ведущая, объявила автора сказки. Жанр уточнять не стала. Ибо в квазипьесе говорили, пели, танцевали, смеялись и… плакали. Дочка (а это была она) поведала вкратце о проблемах пожилой женщины и доброте волшебницы. Мальчики из старшей группы потянули шнур занавеса. Всё бы прошло гладко, только один замешкался, ловя спадающие шаровары, чем сорвал первые аплодисменты.
Как не крутили режиссёрши-воспитательницы, но взгромоздить даже маленькую Лизу-Дюймовочку в клеянную скорлупу, да ещё на стол не получилось. Обошлись шумом за окном и стаскиванием корзины «под орех». Попеременно проквакали по тексту Жаба-мать и её сынок. В зале послышалась реплика: «Коля, внучёк-то в тебя пошёл. Готовься к начпо (начальник политотдела) на ковёр за малолетку!» Благожелательный смех с галёрки.
Все ахнули, увидев восхитительную декорацию Старого озера с уголком Болота. Здесь родители рассмотрели своих чад: Жабу, сына, Дюймовочку, Рыбок с Раком, Мотылька и Жука с жучками. Всех радостно узнавали, подбадривали. Настрой и эйфория зала передались на сцену. Похоже, что даже семья Жабы радовалась побегу малышки. Иначе с чего бы гарцевала полненькая Лена (Жаба) из старшей группы в широком зелёном костюме! Звали гарсона из кают-кампании для подкрепления худенького Мотылька. Зал ликовал до сцены изгнания несчастной Дюймовочки из общества Жука. Досталось по этому поводу и родителям, проглядевшем сына-бяку. «Жук» заревел и ушёл за кулисы. Все аплодировали. Кричали «браво!» и «бис». Последнее адресовалось Жуку, чтобы не расстраивался.
Все утихли, потому как НАТУРАЛЬНО заплакала посаженная Жуком на ромашку Дюймовочка. Она лепетала, что ей нечего есть, что мама у неё чужая тётя, а папа в автономке на три месяца. Что её украла тётка Жаба и теперь некуда идти. А ей холодно и не во что одеться… Она рыдала и её худенькие плечики сотрясались. Лизочка так вошла в образ, что воспитательница Жанна, она же режиссёр, вышла на сцену утешать юное дарование. Многие женщины плакали, сочувствуя малышке. Закрыли занавес, а ведущая пояснила, что лето и начало осени канули и побелели вулканы.
Обновлённые декорации изображали подобие пещеры неандертальцев, куда вполне могли притащить и сжарить мамонта. В углу полулежала молча Ласточка-Вика.
– Викочка, держись! – Подбадривали из зала. Но пришла старушка Мышь и повела Дюймовочку в другой конец сцены, где утешила и покормила беднягу. А тем временем ведущая сообщила о метеоусловиях в крае и ремонте норки над Ласточкой. Вкратце упомянула об улучшении общего состояния птички. Та в свою очередь пошевелилась и внятно произнесла «Ти-вить!» и демонстративно съела мамин пирожок с капустой. По сценарию это было зёрнышко. Хотя и Ласточка в сказке была меньше Вики. Потом был малость противный монолог Крота – Сени, но публика простила промах, ибо тот заделал дыру в подволоке, а девочка поцеловала как бы мертвую Ласточку. Было полез целоваться к Дюймовочке и Сеня, но на него цыкнула ведущая: «Очумел! Ведь ещё не свадьба!»