Кровавая пасть Югры (сборник)
Шрифт:
Ко всему присовокуплялась тихая радость предвкушения Нового года. Повсюду водружали ёлки: дома, в школах и детсадах, во дворце культуры и на центральной площади. До празднества оставались считанные дни и люди с охотой делились хорошим настроением. Шли на утренники, на каток, на лыжню и смеялись звонко, беззаботно.
Весёлой гурьбой ввалились в квартиру друзья моего сына с намерением завлечь нас в Солнечную Долину. Кто бы возражал! Если где на Земле и есть более прекрасное место для зимнего отдыха, то это далеко не бесспорно.
Здесь горы как в ладошках из сопок хранят от малейших дуновений ветра это сказочное место. Солнце, будто специально щедро дарит свет и тепло безмерно именно в этот райский уголок. Иначе, как «лыжным царством» долину не назовёшь.
Друзья моего сына Жени были на самых обычных беговых лыжах, даже не с пластмассовой основой. Такие же были у меня и сына. Не «фишеры» с прибамбасами, не прыжковые и не слаломные. Здесь редко кто мог блеснуть раритетом. И не по причине дороговизны инвентаря, просто тогда лыжи делились на беговые и охотничьи.
Дима, Юра, Сергей и Женя о чём-то шушукались в сторонке от меня и смеялись.
– Ну чего ещё удумали, кайтесь! – полюбопытствовал я.
– Да вот, дядя Валера, не слабо вам скатиться с вон той горбатой сопки? помявшись, молвил Димка.
Да, справа от нас, как бы втискиваясь в центр Солнечной Долины, громоздился горбатый дуэт сопок. Довольно высоких, но поменьше именитого Колдуна, гордо возвышающегося на фоне вулканов. «Не слабо» – отдалось эхом Димкино выраженьице.
А суть сводилась к тому, что следовало взобраться на верхний горб, разогнаться до нижнего подобия трамплина – сопки и… оторвавшись, пролететь. Сколько пролететь – не уточнялось. Главное было в том, что: во-первых надо выполнить этот самый полёт, во-вторых приземлиться (присопочниться) на обе лыжи и в третьих – устоять на них до самого подножия.
Вся ватага начала «давить на психику», говоря, что прыгнут первыми. Это вселяло надежду на осуществимость затеянного, хотя и не мной. «Ах, стервец, ведь он здесь прыгал и не раз!» – невольно подумал я и стало несколько не по себе: очень уж высоко. Но с сопки чуть ли не обгоняя дркг дружку, неслись как пацаны, так и молодые парни. Моих ровесников не наблюдалось.
Почти в возрасте моего сына, а то и старше, я прыгал с самопального трамплина на берегу Омки. И тоже на простых лыжах с ещё ремёнными креплениями. И тоже без чьёго-то разрешения. Просто хотелось рискнуть «не слабо» и не потрафить перед друзьями. Теперь, как видно, придётся повторить или… Шмякнуться всеми костьми. У подножия спуска кто-то заботливо убрал с трассы кучу переломанных лыж и палок. «Шмякались» здесь довольно часто. Хотя снежное одеяло так укутывало сопки, что падение почти никогда не приносило сюрпризов в виде переломов рук, ног.
Сугробы как на самих сопках, так и между ними таили в себе необъятность. Снег здесь падал в безветрии и был необыкновенно пушист. Не мудрено, что даже упавший самолёт в предгорьях Паратунки так и не смогли отыскать(!!). Так что мягкость могла оказаться и коварной, окажись ты в горах один.
Как бы напоследок, осмотрелся кругом: красота! А у подножия природного трамплина скопилось немало зевак. Среди них были не только друзья и знакомые Жени, но и мои. «А, будь что будет! Сам дурак. Надо было сразу отказаться, мол «не в коня корм», так нет же. А теперь изволь скатиться!» – думал я, обливаясь потом, делая «лесенку» по склону сопки.
Мальчишки уже взобрались и ждали меня. Ухарцы предвкушали зрелище, а заодно и возможность хлебнуть адреналина самим. И вот мы все на вершине снежного идола. Внизу, подобно муравьям, копошились десятки любопытствующих. Здесь их голоса не слышны: ветер, напрочь отсутствующий внизу, на вершине безумствовал. Кедровый лапник распластался, прижался от стихии к спасительной горе.
Лыжня спуска блестела зеркалом, слепила даже в тёмных очках.
– Первый, пошёл! – выкрикнул моему сыну Серёжка. И Женя ринулся вниз, сжавшись почти до колен. Невольно сжался и я, переживая за сына. Следом пошёл Дима, махнув ободряюще мне рукой. Я продолжал отслеживать спуск сына. Вот он уже пружинно оттолкнулся
Последним пошёл на лыжню спуска Юра: «Не дрефь, дядя Валера! Всё будет ладненько! Ждём внизу!»
Всё. Пора и мне. Оглянулся назад, там карабкались на макушку ещё «любители адреналина» и тоже на беговых. Ветер завывал ехидно: «У-уу, у-ух стра-аш-шно, жу-утко стра-аш-шно! Бо-ойся!
– Эх-ха, мать честная! Па-алундра-а!! стараясь заглушить страх, заорал я и метнулся по обледеневшей местами лыжне.
В первую же секунду мне стало ясно, что мотоочки у ребят были не для форса. Да и мой сын где-то разжился: без очков, именно ветрозащитных, на скоростном спуске гиблое дело. Встречный ветер почти игнорировал солнцезащитные очки. Глаза заслезились и я уподобился «ёжику в тумане». «Устоять бы, не грохнуться!» – подумалось, под стук собственных зубов. Напрягся до предела, ощущая каждую выемку, пружинил. Тело вспомнило те прыжки с трамплина в юности. Здесь-то спуски были не в диковину, но не по такой жёсткой лыжне-узкоколейке.
И вот меня вжало на подъёме нижней сопки, да так, что я едва не сел на лыжню и… выбросило в нижние слои атмосферы. Ориентация мной была потеряна, остались воскресшие инстинкты. Раскинул руки в стороны. Наверное это был полёт. Абсолютно свободный полёт в никуда. Внутри меня что-то беззвучно оборвалось и мысленно шлёпнулось на склон. Вслед за «что-то» шкрябнул пятками лыж и я. Невольно присел, откинулся, удерживая равновесие. Лыжи дребезжали так, что казалось вот-вот разлетятся в щепки. Но они резко вырвались из-под меня, дав волю моей пятой точке самостоятельно пересчитать первые два-три бугорка. Потом неведомая сила так крутнула меня, что лопнула шкура. Где лопнула – не понятно, но её треск я явственно ощутил. Напоследок моё бесчувственное тело та же сила, скорее всего инерции, отбросила в сторону от лыжни, спутав мои ноги с лыжами.
«Вот теперь всё! Господи, только бы не позвоночник!» – ожгла мысль, чувствуя, как холодеет чуть ниже спины.
Осела поднятая мной снежная круговерть. И я увидел воочию стоявших совсем рядом отдыхающих лыжников. Они почему-то смеялись. Нет, они просто дёргались в конвульсиях от смеха. Пришлось сделать попытку пошевелить ногами. Я их не видел, но понял: ноги целы. Значит и позвоночник цел?! А что же тогда треснуло? И рука потянулась туда, где потянуло холодом…
И, о боже, это была моя оголёлённая задница. А треснули крепчайшие джинсы, причём вместе с трусами. Не выдержали они резкого сида при приземлении. Ко всему сломало правую лыжину, когда меня швырнуло на махоньком бугорке справа. И какое благо, что свои титановые палки я оставил моему соседу покататься. С ними мне вряд ли так повезло при падении. А тут я сгрёб в пятерню остатки брюк, и, прикрывая срамоту, поковылял домой. Мой сын и его друзья обещали зайти попозже. А Женя, помявшись и посмеиваясь, сказал: «Па, а ты молодец! Не ожидал!» Ну а что, полёт-то состоялся!
Собака в окне
Она сидела здесь всегда, когда народ валом двигался на работу, либо обратно. В большинстве из прохожих собачка узнавала вчерашнего знакомого, а то и недельной давности. От каждого из них у животного имелось своё впечатление, а то и вовсе некие ассоциации. Такая вот была собака. Она, разве что с перерывом на обед, а то и на ночь, созерцала улицу. И делала это просто зачарованно, абсолютно не шевелясь. Многим прохожим так и мыслилось: «Смотри-ка, надо же, такое натуральное чучело сделать! Но те, кто успевал заглянуть ей в глаза, сразу же проникались добротой к этому существу. А глаза у Бетси (так назовём мы нашу героиню) живо блестели маслинами и в них отражался весь уличный мир. Мир, прямо скажем, не очень привлекательный слякоть, ветер и должно быть собачий холод. Но всё это было по ту сторону стекла. Грязный снег из-под колёс машин, изрыгающих дым, бездомные собаки и люди, люди… Много, очень много людей.