Кровавая стая

Смородин Павел

— Э... нет.

Голос Джеймса стал тихим и вкрадчивым, он был словно тигр, который затаился и готовился к прыжку. Но вот сейчас момент настал.

— То есть у тебя был план. Я прав?

— Э...

— Скольких ты потерял?

— Пап.

— Число?

— Папа.

— Ты думаешь, я не знаю? — Джеймс буквально взорвался. — Ты что, говнюк, решил, что я ни хера не понимаю? Тебе дали самое просто задание.

Маркус даже не успел закрыться. Пощечина прилетела так быстро и так внезапно, что он просто не устоял на ногах. Один короткий

удар повалил его на пол. Таким он отца не видел давно, наверное, с самой смерти мамы. Сейчас отец был не просто злым, а в настоящей ярости.

— Весь взвод! — удар сапога выбил из парня буквально весь воздух.

— Папа, не надо!

— Ах не надо? Девятнадцать человек! Ты, угробил девятнадцать подготовленных и опытных бойцов. Мудак ты тупой! Ты хоть знаешь, каких денег ты мне стоила твоя тупость?

Маркус не знал. Даже не думал об этом.

— Сорок гребанных миллионов. Сорок. Миллионов. Талеров.

Каждое слово Людоед сопровождал резким ударом сапога в живот, голову или грудь. Удары сыпались с такой частотой, что лежащий и вертящийся Маркус просто не успевал закрываться. У него что-то треснуло в ребрах. Поврежденная рука вспыхнула резкой болью и тут же утратила чувствительность, словно ее и вовсе не было. Носок сапога прилетел в губы, превратив их в окровавленное месиво. По полу застучали тяжелые густые капли крови.

Маркус уже не мог оправдываться, а только крутился, уклоняясь от града ударов, и выл. В ответ следовала только ругань и отборный мат. Людоед даже не собирался останавливаться. Господь свидетель — он сделал все, чтобы вырастить своих детей достойными командирами... вот только получилось что получилось.

Очередной удар отправил Маркуса в нокаут.

По внутренним часам он пролежал на холодном жестком полу три вечности подряд. Разбитые губы распухли и не смыкались. Кроме того острый носок сапога буквально разорвал уголок рта, превратив аккуратную, почти женственную губу в рваную рану, из которой на пол уже прилично натекло.

Отец сидел в своем кресле и пил. Заметив, что сын очнулся, он указал на соседнее кресло.

— Садись, — приказал полковник и капитан подчинился.

Превозмогая боль во всем теле Маркус прошел к указанному месту и сел.

— По всем понятиям я должен был бы тебя расстрелять, — Джеймс говорил мертвым безэмоциональным голосом. — Списать в тыл тебя нельзя, выгнать с позором — тоже. Либо расстрел, либо ранение.

— Пап.

— Замолкни. Слышать твое «пап» не могу. Тебя и так считают в роте золотым мальчиком. И любой твой косяк подрывает мой авторитет. Или ты об этом не знал?

Маркус молчал.

— Любой командир в этой чертовой роте спит и видит себя на моем месте. Каждый мнит себя стратегом, серым кардиналом. Чтоб их! Банка с пауками. У меня даже у сраного интенданта есть своя агентура в стане врага. Своя. Я до сегодняшнего косяка мог доверять только тебе. Только тебе, а ты, мудак даже девку в лесу поймать не можешь.

Отец сделал глоток виски, на мгновение прикрыл глаза и затем

тяжело вздохнул.

— Как сильно тебе повредило глаз?

— Царапина.

— Кто об этом знает?

— Без понятия. Может фельдшер и «Шерцев», командир их.

— Понятно. — Людоед замер на пару секунд словно обдумывая что-то. Затем, определившись с выбором, он едва заметно кивнул сам себе и продолжил. — Тебя спишут на время по ранению глаза. Ты продолжал бой раненым и даже смог взять вражеского командира в плен. Все ясно?

— Но...

Вместо ответа старший Кроули только вытащил из чехла свой нож и положил перед сыном. Длинный изогнутый клинок блестел под желтоватым светом ламп дневного света.

— Виски притупит боль. Врач зайдет через двадцать минут, я уже приказал. Он поместит тебя в лазарете в камеру стазиса, и первой же машиной тебя переправят в ближайший госпиталь.

— Па-а-ап.

— Либо глаз, либо расстрел. Выбор за тобой.

— Папа, пожалуйста.

— Выбирай. А я пойду подчищать за тобой хвосты. Да разбираться с текущим бардаком.

Полковник вышел из кабинета и жестом на ходу приказал Херриету идти следом.

— Слушаю вас, господин полковник, — произнес Сэм пристраиваясь по левую руку от начальника.

— Поговорим в машине.

Вдвоем они быстро прошли двор и сели в командирский автомобиль. Старый добрый «Носорог» не раз спасал Людоеду жизнь. Первый раз, он точно помнил, это была санитарная вариация. Ему было двадцать, и он тогда еще был сержантом. Весь взвод тогда накрыло артиллерией, сто пятьдесят седьмой калибр отработал по ним, как на учениях. Выжили только четверо, и Джеймс в их числе. «Санитарка» неслась по разбитой дороге, подпрыгивая на ухабах, словно на трамплинах. Внутри все тряслось, прыгало, падало и звенело, но Джеймс полюбил эту машину.

Да и как ее можно было не полюбить — усиленная рама, форсированный движок на целый табун лошадей, бронированная капсула способна выдержать прямое попадание из переносного гранатомета. Мечта, а не машина.

Херриет занял водительское место, Кроули же по протоколу сел сзади.

— Куда прикажите? — произнес Сэм, когда машина тронулась.

— В командный штаб.

— До совещания...

— Я знаю, Сэм. У мня появились еще дела в центре контроля. Отвезешь меня сначала туда.

— Как прикажете.

— И да, сержант, все это остается между нами.

— Конечно, сэр.

В ответ Людоед взглянул в зеркало заднего вида так выразительно, что у Херриета все похолодело внутри.

— Сколько ты уже у меня служишь интендантом?

— Э... почти год, сэр.

— Почти год. Одиннадцать месяцев и четыре дня. Думаю, что ты кое-что уже понял про специфику своей службы, и кое-что понял про меня.

— Простите, я не совсем понимаю.

— Ты умный парень, — похвала полковника прозвучала фальшиво и наиграно, — так что не надо делать вид, что ты глупее, чем есть. Думаю, что кто-то из старших офицеров уже предлагал тебе кое-что. Я прав?