Кроваво-красные бисквиты
Шрифт:
– Верно! – кивнул фон Шпинне. – Но там тоже все не в вашу пользу. Мы проверили списки покупателей. Да, представьте, Кислицын ведет подобные списки. Так вот, среди прочих в этих списках значился неизвестный мальчик, на вид лет двенадцати. А дальше интересно – одетый в форму посыльных кондитерской «Итальянские сладости»! Иными словами, ваш посыльный! Мы нашли его. Им оказался Марко. Не могу не напомнить, что именно он принес в дом Скворчанского отравленные бисквиты. Так вот, у нас здесь посыльный сознался, что да, действительно покупал в кухмистерской Кислицына вафельные рожки. А на
– Что? – кондитер даже привстал.
– Да вы успокойтесь и сядьте. Судя по вашей реакции, я делаю вывод, что вы не поручали Марко покупать вафельные рожки. Верно? Или поручали, но разыгрываете здесь передо мной полную неосведомленность?
– Да ничего я ему не поручал! – резко и зло бросил кондитер.
– Охотно вам верю, – сказал начальник сыскной и добавил: – Хоть у меня на то нет никаких оснований. Все, что вы мне говорили в течение нашего разговора, все неправда. Теперь-то вы, господин Джотто, понимаете, в каком положении находитесь. Расследование можно смело завершать, дело передавать в суд. Все, решительно все указывает на вашу вину, и ни один адвокат, даже самый изощренный, не сможет вам помочь. Присяжные могли бы вам простить смерть кухарки, да и смерть городского головы. Могли-могли, я знаю, о чем говорю, но вот отравление нищего – никогда. Это, знаете ли, господин кондитер, Россия! Здесь все несколько не так, как у вас в Европе. Положение ваше очень сложно, а знаете, что вас спасает?
– Что?
– Вас спасает то, что я не верю в вашу вину. И еще то, что мне, как сыщику, очень и очень важно поймать настоящего отравителя. Понимаете меня? Не вас, а настоящего отравителя.
– Вы идеалист, господин полковник, – заметил с грустной улыбкой Джотто.
– А разве это плохо?
– С какой стороны посмотреть.
– Да смотрите с любой стороны и ничего дурного не найдете. В идеализме нет выгоды – согласен. Но выгода – это ведь не всегда хорошо, в особенности для нашей души.
– Да, согласен! Ведь именно идеализм помогает мне сейчас не попасть на каторгу. И вы знаете, я это ценю.
– Замечательно, значит, мы в конце концов сможем честно и правдиво поговорить.
– Да, наверное, – кивнул Джотто.
– Итак, я вас слушаю. Что вы хотели мне рассказать с самого начала, но не решались?
– Ну да, я действительно привез с собой некое снадобье…
– «Флорентийскую смесь»?
– Если говорить честно… то не существует никакой «флорентийской смеси»!
– Как не существует? – откинулся на спинку стула фон Шпинне. – А как же таможенная декларация, там ведь записано русским языком – «флорентийская смесь», лекарство от подагры.
– Да я это все выдумал.
– Хорошо, вы это все выдумали, но зачем? И самое главное, что вы ввезли в Россию? Вы ведь что-то ввезли? Что-то, что назвали «флорентийской смесью».
– Да, ввез! Но это не яд.
– Ну если это не яд, то что? – Начальник сыскной выбрался из-за стола и принялся расхаживать по кабинету. Потом присел на ситцевый диванчик и вопросительно уставился на кондитера. Решив, что препятствие в виде
– Я итальянец!
– Мне это известно, что дальше?
– Италия – это веселая страна…
– Соглашусь с вами, я там бывал! Правда, еще пока не понимаю, к чему вы ведете.
– У нас, у итальянцев, горячая кровь.
– Так! – на лице фон Шпинне проявилась гримаса недоумения. Он смотрел на Джотто как на человека забавного, но забавность которого уже начинала надоедать и даже в какой-то мере раздражать.
– Мы любим женщин, женщины отвечают нам тем же, но… – кондитер тяжело вздохнул, – порой просто не хватает сил. И тогда нам… мне на помощь приходит то средство, которое было в моем багаже, когда я пересек границу России, – не поднимая головы, проговорил Джотто.
– Изъясняетесь вы, конечно, витиевато, почти поэтично – горячая кровь, нехватка сил… Как я понял, вы имеете в виду афродизиак?
– Вы о нем слышали? – Кондитер поднял голову и с искренним удивлением посмотрел на полковника.
– Да. Правда, не сразу сообразил, о чем это вы. У нас это средство называется, конечно, не так изысканно, как у вас, и применяют его в основном на конюшнях…
– На конюшнях? – еще более удивился Джотто.
– Это средство, по крайней мере о котором я слышал, используется для лошадей и называется оно конским возбудителем.
Кондитер ничего не сказал, но по гримасе, исказившей его лицо, было понятно, что он думает. Начальник сыскной тем временем продолжал:
– Господин Джотто, как так получилось, что в Татаяре, после отравления Скворчанского, ходят упорные слухи, будто бы у вас есть какой-то страшный яд? Откуда они взялись? Я допускаю, что это могут быть проделки прочих кондитеров, Кислицына, например. Но после того, как вы мне рассказали об афродизиаке, я понял, что это не выдумка кондитеров, скорее ошибка. Они одно приняли за другое, но откуда они узнали?
– Это я виноват, – итальянец снова уронил голову, – я хвастался одному человеку, что у меня есть яд, которым пользовалось семейство Борджиа.
– И при этом показывали склянку с возбуждающим снадобьем? – догадался Фома Фомич.
– Да.
– Но зачем, зачем вам понадобилось хвастаться… – Начальник сыскной вдруг замолчал и, чуть сощурившись, подался немного вперед. – Это была женщина, и вы хотели произвести на нее впечатление?
– Да, – мотнул опущенной головой кондитер.
Начальник сыскной не стал торопить события и не поинтересовался, а кто, собственно, эта женщина. Он завел разговор о другом.
– Где хранилась склянка со снадобьем, будем называть его так?
– В моем кабинете в запирающемся шкафу. Он был заперт.
– Ключ… У кого находится ключ от шкафа?
– У меня… только у меня.
– Как часто вы открываете этот шкаф? Один раз в день, один раз в неделю, один раз в месяц?
– Пожалуй, один или два раза в месяц.
– Почему так редко, что вы, кроме склянки со снадобьем, храните в нем?
– Да, в общем, всякие ненужности…
– Ненужности?
– Ну, это только на первый взгляд ненужности, а попробуйте избавиться от них, и они сразу же вам понадобятся…