Кровавое Благодаренье
Шрифт:
— Да ладно, — невесело хмыкнул я, — выберемся как-нибудь.
— Всё будет хорошо, — с чувством молвила «Лита Сегаль», — и даже лучше!
— А иначе просто свинство какое-то получается! — забурчала Аня Самохина, устраиваясь на переднем сиденье.
— «Оскара» не потеряла? — улыбнулся я.
— Ты что! — отзеркалила Рита мою улыбку. — Еле в сумочку запихала…
— Спокойной ночи, девчонки! — пожелал я, вставая, и девчонки ответили квартетом — на месте водителя вертелась Наташа Гусева.
— Споки
Клацнули, затворяясь, дверцы, и восходящая луна облила их холодным ртутным блеском.
* * *
Огонь гудел и выл, метался в литой печурке, словно пытаясь вырваться. Ржавая «чугунка» исправно нагоняла жар, но стоило отойти на пару шагов, как делалось зябко. Дуло отовсюду — из оконных проемов, из дыр в потолке, из трещин в полу.
Даже охапка сухих кукурузных листьев не спасала — жмешься, пыхтишь, только вот без одеяла, с локтем вместо подушки, не сон наваливался, а тяжкая дрёма.
Поворочавшись без толку, я сменил «Царевича», и закутался в «переходящее» покрывало, брюзжа:
— Всё у нас наполовину… Ляжешь покемарить — укрыться нечем! А укрылся — не ляжешь уже…
— Да хоть не зима! — хохотнул спецназовец. — Бди!
— Есть… — вздохнул я по уставу.
Неяркий лунный свет будто синим инеем покрывал холмы, бликовал на черном лаке лимузинов, и еле выделял из тьмы полуразваленные каркасные домишки.
Я медленно прошелся, чтобы сбросить сонливое оцепенение. Сейчас, когда забрезжила хоть какая-то цель, стало поспокойней.
Определённей.
Влипли мы, конечно, порядком, но ничего, прорвемся…
А случись такое в Африке? Вот где было б нам! Трабл на трабле! Полудикие негры с «калашами», змеи, гиены, мухи цеце…
Америка, конечно, место беспокойное, но разгул анархии еще не вывел цивилизацию окончательно за скобки, да и варварству тут оказывают сопротивление…
А до меня только сейчас дошло, почему именно перед Новым годом, или чуть раньше, «на ихнее Рождество», Синти перешла к «прямым действиям». Мирные обращения к нации, пропаганда и агитация резко сменились «эксами» и боестолкновениями.
Вдова Даунинга со товарищи спасали свои жизни, огрызаясь и отстреливаясь — всё верно, но был еще один момент, который я упускал в своих размышлизмах.
Картер назначил вице-презиком Клинтона, а Рита мне рассказывала, что за эмоции бушевали в Синти, стоило ей услышать, как расправились с Каддафи — и с какой иступленной, злобной радостью визжала Хиллари.
Да тут любой нормальный человек остервенится, а у Синтии хватало причин для жестокой ярости — веских, и более чем уважительных…
Обойдя покосившийся салун, я обнаружил подходящее местечко, вроде завалинки. Двухдюймовые лесины, из-под которых давно выдуло опилки, угрожающе прогнулись под моим
Отсюда мне видна дорога, а вон там, к северу, меж двух округлых холмов, растворенных в ночи, проглядывала автострада. Интерстейт-15. Ежели кому придет в голову заглянуть к нам, гостей я увижу издали…
С этой правильной мыслью я опустил веки, да и задремал. Мне даже какой-то сон завиднелся, но его перебил тоскливый вой койота.
— Чтоб ты сдох! — пожелал я лохматому будильнику, и с неохотой поднялся. Часовые не спят…
Утро того же дня
Невада, Лас-Вегас
Блудливый Вавилон ХХ века мы углядели издали — над пологими холмами, над какими-то невзрачными постройками индустриального вида, над зарослями юкки портили воздух грязно-серые и черные шлейфы дыма.
Это медленное, неторопливое восставание клубов гари к блеклым небесам поневоле напрягало, как явный знак большой беды.
Наверное, ночная темнота прикрыла бы закопченные стены высоток, но позднее утро бесстыдно выпячивало отвратное зрелище.
«Чайки», двигаясь с малой скоростью, въехали в Парадайс, пригород Лас-Вегаса, и вывернули на некогда шикарный Стрип.
Пальмовые аллеи шелестели по-прежнему, но казино, кабаре, отели были разгромлены с неистовым пристрастием вандалов и неразборчивостью краснозадых павианов. Словно орда христиан-фанатиков из Средних веков дорвалась, чтобы вволю посокрушать здешние вертепы и капища порока.
Черную пирамиду «Луксор Лас-Вегас» обезобразили, осыпав стеклянные грани, а по двум многоэтажным башням в форме зиккуратов, похоже, стреляли прямой наводкой. Да не похоже, а так и есть — вон, рядом со сфинксом, дымит подбитый «Абрамс».
— Господи! — выдохнула Аня Самохина. — Там мертвые! Много!
Я хмуро оглядел Лас-Вегас-Стрип. Десятки и десятки людей валялись прямо на улице, под пальмами или между столкнувшихся машин. Громадные «Кадиллаки» и «Линкольны» весело блестели исковерканными боками и задранными капотами. Постап.
«Мандалай-Бэй», «Экскалибур», «Тропикана»…
Везде одно и то же — погромы, погромы, погромы… И мертвые тела.
У полицейской машины, рябившей от пулевых отверстий, Умар затормозил, и кивнул за окно:
— Пригодится в хозяйстве…
Он вышел, зорко поглядывая по сторонам, и я тоже выбрался на свежий воздух — сладковатый дух мертвечины пока относило ветерком.
Меня поразила тишина. Мрачная тишина, пугающая и взводящая нервы. Лишь иногда в зданиях напротив что-то грюкало. Выпадало стекло, расколачиваясь о бетон, или шарахалась очумелая кошка.