Кровавое дело
Шрифт:
— Я вовсе и не требую от вас никаких объяснений: это ваше дело. Раз мне уплачено, я не вижу необходимости беспокоиться о чем бы то ни было.
— Нельзя ли пометить этот акт задним числом? Например, за неделю?
— Можно.
— В таком случае, доктор, потрудитесь составить черновую купчую, а я пока отсчитаю вам двести тысяч.
— Вы мне отдадите только сто восемьдесят, а двадцать тысяч уплатите нотариусу. Раз он должен думать, что я рассрочил вам платеж на десять лет, то поступить так будет
— Вы совершенно правы.
Грийский принялся тщательно составлять акт о продаже лечебницы.
Пока он усердно занимался этим делом, Анджело Пароли вынул из кармана толстую пачку денег и, отсчитав сто восемьдесят банковских билетов по тысяче франков каждый, выложил их на письменный стол.
— Я закончил, — проговорил наконец Грийский. — Я старался быть кратким и ясным и как можно более простым. Потрудитесь послушать, и затем, если сочтете нужным, можете возразить.
Грийский прочел вслух составленную бумагу.
— Хорошо? — спросил он, закончив чтение.
— Отлично. По-моему, тут изменить совершенно нечего.
Доктор пересчитал банковские билеты, запер их в несгораемый шкаф и выдал квитанцию, подписанную задним числом.
Безумная радость овладела Анджело, когда он получил квитанцию от Грийского. Лицо его сияло.
И действительно, все ему удавалось. Его будущее и благосостояние были отныне. упрочены навсегда. Будущее предстояло грандиозное, состояние — колоссальное!
Благодаря его необыкновенной ловкости на него не могло пасть даже и тени подозрения. Мало этого: в несколько минут он выиграл целых пятьдесят тысяч франков.
— Вы завтракали? — спросил Грийский.
— Нет еще.
— Так сделайте же мне удовольствие, позавтракайте со мной, а затем мы отправимся вместе к нотариусу.
Пароли принял приглашение.
Завтрак оказался довольно тощим: Грийский был очень воздержан в пище и к тому же крайне скуп. Затем оба отправились к нотариусу, где Пароли уплатил двадцать тысяч франков за первый год и все издержки.
По выходе от нотариуса Грийский и Пароли расстались, условившись встретиться на следующее утро.
Анджело должен был официально войти во владение лечебницей, быть представленным всем служащим и студентам и, наконец, присутствовать при ежедневном обходе и консультациях бедных больных.
Затем они должны были отправиться вместе подписать бумаги.
Это была простая формальность, так как, в сущности, все было уже уплачено.
Вернувшись с вокзала, барон Фернан де Родиль, товарищ прокурора, дал все необходимые инструкции начальнику сыскной полиции.
В тот же вечер
Судебный персонал в Жуаньи был извещен телеграммой, и товарищ прокурора с минуты на минуты ждал оттуда ответа.
Приехав в суд, Фернан де Родиль распрощался со своими спутниками, как вдруг судебный следователь де Жеврэ, прощаясь с ним, удержал его за руку и проговорил:
— Можете вы уделить мне одну минутку, мой милый друг?
— Я всегда к вашим услугам, вы это отлично знаете. Я вас слушаю.
— Нет, не здесь. Пойдемте в ваш кабинет. Никто не должен слышать, о чем я собираюсь поговорить с вами.
— Идемте в таком случае.
Этот краткий диалог происходил в общей зале, уже наполнявшейся адвокатами, поверенными и публикой.
Барон де Родиль ввел своего друга в кабинет, подвинул ему кресло и, дав приказание не впускать никого и ни под каким предлогом, воскликнул:
— Что с вами случилось? Почему у вас такое мрачное лицо?
— Не шутите! Я хочу поговорить с вами об очень серьезных вещах, — тихо ответил судебный следователь.
Фернан пристально посмотрел другу прямо в лицо, нахмурился и проговорил:
— Я заранее угадываю, что вы хотите сказать. Это касается Анжель Бернье, не так ли?
— Да.
— Вы хотите спросить меня, что общего между нею и мною?
— Нет, потому что я уже угадал это… Ваше смущение, колебание, наконец, загадочные слова, произнесенные этой женщиной, сказали мне все. Анжель Бернье, незаконная дочь убитого Жака Бернье, была вашей любовницей.
— Это правда…
— А раненая девочка, которую зовут Эмма-Роза, — ваша дочь!
— Да… Это случилось семнадцать лет назад… Я был молод… Вы видели сегодня Анжель! Вы видели, какая она красавица еще и теперь? Можете себе представить, что это было семнадцать лет назад? Я любил ее! Страстно любил!
— Вы были ее первым любовником?
— Полагаю… нет! я наверное знаю, что — да. Анжель была чиста и честна, как никто!
— И вы доказали ей свою любовь тем, что опозорили навеки.
— Ах, милый друг! Увлечение, ошибка молодости! В те времена я поступал безотчетно, да и кто дает себе отчет в подобных вещах?
— Так-то так, но раз они сделаны, то уж, если быть честным, следует отвечать за последствия, как бы они тяжелы ни были. А вы, удовлетворив свою страсть, бросили и мать, и ребенка.
— Сознаюсь, я виноват. Но разве я один так поступаю? Вы отлично знаете, что нет! Ведь и мать Анжель была покинута своим любовником Жаком Бернье.
— Ошибка, сделанная другим человеком, ничуть не умаляет вашей. Ведь этот ребенок, может быть, умирающий, — ваша дочь, ваша родная дочь, дитя вашей любви. Что же вы намерены делать?