Кровавое золото Еркета
Шрифт:
Если бы не одно «но», убийственное и неприемлемое — захватившего Хорезм шаха уже именовали не просто потомком праведного халифа, но его наибом — то есть заместителем — за его странные реформации, идущие на благо одной лишь черни. А вот слухи о сих действиях, таких как возвращения лишь к уплате податей предписанных пороком, разошлись по всем мусульманским странам с быстротой молнии. А такое было чревато бунтами и мятежами, тем более что султанам Блистательной Порты принадлежал титул «халифа» — главы всех правоверных.
Так что выходка Девлет-Гирея наносила сильный удар как по шахиншаху, так и
На бухарского посла Кули-бек топчи-башу смотреть было интересно — на бледном лице на одно мгновение после слов русского царя застыло выражение жуткого страха. И понять его было можно — среди эмиров брожение, никто не хочет признавать власть хана, все точат сабли и ножи. А если состоится вторжение хивинцев, поддержанных русскими, а в этом уже не было сомнений, то Бухаре не выстоять. Захвачен будет весь Мавераннахр, или его значительная часть — противостоять с копьями и саблями против пушек и фузей ополчение местных эмиров не сможет, несмотря на многочисленность — его просто сметут огнем.
Вот и стоит бледным Кули-бек — подарков от своего хана он не привез, так, чуть от себя отдарился, бедненько так. Послов не выручил — их отпустил Девлет-Гирей-хан, так что ничем своего повелителя он не обрадует. Хотя посол и старался, прекрасно зная русский язык — его мать была наложницей, купленной у хивинцев рабыней, которую захватили в набеге на северные русские городки. Девиц охотно покупали бухарские купцы — девственницы стоили неимоверно дорого. Отец Кули-бека купил девушку и взял не рабыней, а наложницей. Более того, разрешил потом остаться в православии — очень полюбил свою белокожую красавицу.
Недаром говорили, что в крови узбекских эмиров Бухары половина русской крови, а у хивинских беков она на две трети персидская — на землях Хорезма очень любили красивых персидских невольниц. Таковы были вкусы местной знати. Они всю жизнь промышляли не работорговлей, как бухарцы, а разбойничьими набегами на соседей.
— Великий падишах Севера, — хорезмский посол низко поклонился, — позволь показать тебе дары, пусть и недостойные тебя, но мой повелитель хорезмшах Девлет-Гирей смиренно просит своего старшего брата их принять — они от всего сердца дарованы покровителю.
— Да, пусть внесут дары, — Петр оживился — он их не видел, имел только тайную беседу с послом. Но о том, что прибывшее посольство сопровождал караван из сотни верблюдов с подарками, знал прекрасно — и теперь царю не терпелось посмотреть на присланное. Все же на экспедицию было истрачено больше двухсот тысяч рублей. Государь был от природы скуповат, и сейчас надеялся, что подарки хоть немного окупят его расходы.
По знаку Петра Алексеевича высокие двустворчатые двери распахнулись, все европейские посланники с нескрываемым интересом стали смотреть на нескольких небольшого роста хивинцев, что по трое вносили в просторную залу длинные рулоны свернутых ковров…
Глава 44
— Мин херц, откуда у них столько золота?! Да тут на сто тысяч червонцев, никак
От горячечного шепота Меншикова, стоявшего за плечом, захотелось отмахнуться как от назойливой мухи, но Петр Алексеевич сдержался. Только немного дернул рукою, и его наперсник, знавший повелителя с младых лет, тут же унялся, только засопел натужно. Покосившись, монарх увидел, как горят глаза у «светлейшего князя» — да оно и понятно, его самого пробрало до самых печенок видение высыпанного из небольших ковровых сумок золота, небрежно сваленного хивинцами, относившихся к драгоценному металлу без всякого почтения, в одну большую медную лохань.
Два преображенца, крепкие, чуть ли не саженного роста гренадеры, занесли по последнему хурджину — сумка весом в два пуда изрядно оттягивала им руки, лица дюжих гвардейцев побагровели. Вроде и невелика по размеру ноша, но золото очень тяжелый металл, даже чугун намного легче. Солдаты поставили сумки на расстеленный перед троном ковер, и два ловких хивинца ловко открыли их. Поднатужившись, вдвоем подняли хурджин и стали медленно высыпать его содержимое в лохань. Вниз со звоном посыпали не самородки или золотой песок, и даже не небольшие бруски желтого металла, а монеты — золотые кружки падали мелодично, причем высыпали их так ловко, что ни один кругляш не упал на ковер.
Петр посмотрел на четыре открытых шкатулки, причем тоже из золота, стенки представляли различные узоры умелой чеканки, крышки были откинуты. Три из них, наполненные до краев всякими украшениями, принадлежали ему, а еще одна была подарена визирем супруге Екатерине — та во все глаза уставилась в причудливую игру драгоценных камней. От зажженных свечей синие, зеленые, желтые, розовые и алые камни переливались всевозможной гаммой цветов, отражаясь на благородном золоте и серебре оправ, ожерелий, подвесок, фермуаров и колье непередаваемой игрой. Смотреть на все это великолепие можно было часами — женщины вообще падки на подобные зрелища, забывая обо всем в жизни.
Вот только сам Петр Алексеевич сохранял полнейшее хладнокровие, поглядывая на европейских посланников, лица которых с каждой минутой вытягивались, на них застыло ошарашенное выражение, особенно у английского и голландского дипломатов. Было видно, что они уже прикинули сумму подношений, пересчитали ее в гинеи или гульдены, и теперь лихорадочно соображали, а как легче добраться до затерянной в пустыне страны, где даже просыпанный на ковер песок был золотым.
Вот оно, сказочное Эльдорадо, которое раздобыл себе русский царь! И не хочет ни с кем поделиться приобретенным!
— Мин херц, но это трудно оценить…
Голос Меншикова осекся, и было от чего — теперь в зал входили гвардейцы из Семеновского полка, ставя на ковер различные золотые и серебряные блюда и чаши, кувшины и тарелки. Все предметы были украшены чеканными узорами, многие каменьями. Царь вспомнил свои подарки, которые он послал Шергази-хану, убитого Бековичем — смотрелись они как милостыня нищему, по сути, прямое оскорбление, которое необходимо было смыть только кровью. Так что невольно он сам спровоцировал войну, в которой, к счастью, победил его ставленник.