Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме
Шрифт:
Госпиталь так и не взорвали до нашего ухода. Б-52, по всей видимости, оказался бы не более эффективен. Я думаю, что чем делать второпях, надо было потом послать туда нормальную команду подрывников, чтобы они всё сделали как положено. Это было бы весело поглядеть. Госпиталь к тому времени никуда бы ни ушёл.
Следующий день начался с приятного. С утра, ещё до того, как мы ушли на патрулирование, грузовой вертолёт доставил нам почту. Я получил три письма, которые не стал открывать сразу. Чаще всего, но не всегда, я воздерживался от чтения почты сразу после её получения. Вместо этого я припрятывал письма, чтобы продлить и просмаковать радость от их прихода. Моим обычным порядком стало читать по одному письму в день, рассортировав и оценив их, припасая самое лучшее на последний
В начале дневного патруля, безо всякого объявления, лёгкое облако слезоточивого газа одарило нас своим появлением. Из-за жжения в глазах по моим щекам потекли солёные слёзы. Вскоре и нос выразил солидарность с глазами. Едкий газ был не слишком концентрированный и не обжигал дыхательных путей насколько, чтобы кому-либо из нас пришлось натягивать свой нагретый, душный противогаз. Мы все знали, что это такое, потому всех заставляли проходить через газовую камеру во время начальной подготовки. Не будь этого опыта, который в своё время показался жестоким, газ мог запросто повергнуть солдат в панику, но такого не произошло. Все сохраняли спокойствие. К несчастью, джунгли на участке, который мы в этот момент проходили, были густыми и не пропускали ветра, чтобы развеять газ. Несмотря на движение, остатки газа сопровождали нас ещё минут двадцать, пока мы не смогли сказать, что его вокруг нас больше нет. Думаю, нам повезло, что никто не начал блевать.
Ещё большей неожиданностью, чем появление облака газа для меня стало осознание, что никто, похоже, не знал, откуда оно взялось. Вскоре распространились истории, что его сбросили на нас с самолёта или выпустили из гаубицы. Ни слова, однако, не прозвучало о возможной виновности ВК, видимо, оттого, что они не ассоциировались с этим видом оружия.
В общем и целом, этот случай никого особо не напряг, кроме одного чернокожего паренька из другого отделения. Возможно, у него был скверный опыт знакомства со слезоточивым газом во время расовых волнений или антивоенных демонстраций в его родном городе в большом мире. Происшествие взволновало его больше, чем всех остальных и он громко бубнил, что наше дело плохо. Он боялся, что ситуация может стать «ещё плохее». Я, конечно, надеялся, что он ошибается, потому что если нам в ближайшем будущем встретилось бы большее облака слезоточивого газа, мне вряд ли помогла бы противогазная сумка с батончиками «Абба-Заба».
Дневная часть патруля оказалась примерно такой же странной, как и утренняя. Приземлился вертолёт, и полковник в безукоризненном камуфляже вылез из вертолёта и направился к нам. К удивлению, вместо того, чтобы идти рядом с командиром или ещё с кем-то из офицеров, он присоединился к нашему отделению и встал в строй передо мной и Джилбертом. Я видел шеврон Большой Красной Единицы у него на рукаве, но не мог разглядеть нашивки с фамилией. Шеврон находился на левом рукаве, что означало, что он служит в дивизии в настоящее время. На правом рукаве шевронов не было, там они были необязательны. Всем, однако, разрешалось носить на правом рукаве шеврон любой дивизии, в которой он служил ранее и был этим горд. Это по желанию.
У него, конечно, почти не было снаряжения, даже винтовки и рюкзака. Все, что он носил с собой – пистолет 45-го калибра на правом бедре и фляга на другом. Я предположил, и оказался прав, что он не останется у нас на ночь с этим скудным снаряжением. К закату он улетел.
Мы так никогда и не узнали, зачем он ходил с нами. Большинство батальонных офицеров, вроде майоров и полковников и даже ещё более высокопоставленные, большую часть времени оставались в тылу, по очевидным причинам.
Патруль закончился без шумихи, и мы соединились с остальной частью батальона в главном оборонительном периметре. Как я и ожидал, таинственный полковник не остался у нас на ночь, и убыл, целый и невредимый, перед закатом. Часа через три после захода солнца, всё в мире шло спокойно и правильно, пока не сработал фальшфейер метрах в пятидесяти перед фронтом в нескольких позициях влево от моей. Один парень с поста прослушивания шлялся по темноте и случайно зацепил фальшфейер. Какой-то солдат в ближайшей ячейке решил, что это приближаются враги и открыл огонь из своей М-16, пока не раздались крики "хорош стрелять, бля!" Никто не пострадал.
Меня угнетал недостаток связи. Иногда вечером вообще никому не сообщали, что будут выставляться посты прослушивания, и где они будут находиться. Если вы сами случайно не замечали парней, выходящих за периметр, вы вообще не знали, что они там есть, иногда даже прямо перед вашей позицией. Это всё запутывало. Как правило, перед выходом на пост прослушивания я старался передать ячейкам по соседству с нашим предполагаемым местом расположения, что мы там разместимся. Однако в голове всё время вертелась мысль, что на периметре может оказаться какой-нибудь тупица, кто не понял и может обстрелять вас, услышав шум с вашей позиции.
После стрельбы остаток ночи прошёл без событий, если не считать маленьких, злонамеренных ночных насекомых. Они были такие резкие, что стоило сесть или лечь на одного из них, и они кусались, сильно, прямо сквозь камуфляж. Было адски больно. К счастью, они милосердно отправились спать около полуночи.
МАРТ
Шагать по провинции Тай Нинь вдоль границы с Камбоджей – совсем не то, что прогуливаться по парку с изящными клумбами и аккуратно постриженными газонами. Колючки, заросли и острые ветки подстерегали повсюду. Как следствие, у всех солдат камуфляж был покрыт множеством мелких дырок и прорех. Это считалось допустимым, во-первых, потому что их всё равно было не избежать, во-вторых, они выглядели по джон-уэйновски, в стиле мачо.
К несчастью, мой камуфляжные штаны зацепились за устрашающую лиану «подожди минутку», как мы её называли. Они были длинными и свисали с крон деревьев наподобие тех, на каких в кино качался Тарзан. Они, однако, в отличие от верёвок, не были гладкими, напротив, их по всей длине покрывали многочисленные острые, зазубренные шипы. Они выглядели, словно якоря-кошки и могли с лёгкостью резать и вспарывать вашу одежду и кожу. Моя правая штанина оказалась вскрыта от переднего кармана до манжеты внизу. По-видимому, это выходило за позволенные в армии пределы портняжного непорядка, другими словами, это разозлило Фэйрмена. Он заказал новую пару штанов со следующей поставкой и брюзжал на меня при любой возможности. Он вёл себя так, как будто я умышленно уничтожил свои штаны путём неправильного использования и теперь американское правительство испытывает сложности с оплатой новой пары штанов без подъёма налогов. Его просто невозможно было игнорировать.
Дни поставок были праздником. Примерно как Рождество, когда каждому что-то доставалось. Присылали много нужных вещей, вроде мыла, спичек, туалетной бумаги и запасных P-38. Это были маленькие металлические открывалки для консервов, длиной в один дюйм и с отверстием, чтобы их можно было носить на цепочке для личных жетонов. Ещё там обычно привозили зубную пасту, крем для бритья, писчую бумагу и конверты. К этому времени у большинства из нас канцтовары заканчивались. Я не писал домой неделю или две из-за того, что не было конвертов. Не очень красиво по отношению к родителям, но ничего не поделаешь.