Кровавые сны владык

Сафин Эльдар

Без особой надежды Родрис заглянул за очередную дверь под вывеской «Лечу дорого магия». А когда заглянул внутрь, то обомлел — перед ним сидел на табурете Татрис Убен, знаменитый на всю столицу Империи шарлатан, которого первосвященник с помощью инквизиции засадил в храмовую темницу семь лет назад.

Одет этот человечишко был в яркий оранжевый кафтан на голое тело, а на коротких ножках его красовались двухцветные лосины: левая синяя, правая красная.

Не спуская глаз с мошенника, служитель Владыки Дегеррая привязал поводья

к ручке двери и шагнул внутрь.

— П-первосвященник Р-родрис? — заикаясь от страха, спросил Татрис. — Вы же сбежали и казну с с-собой взяли?

— Про казну первый раз слышу, — буркнул бывший первосвященник. — Сам придумал — или подсказал кто?

Шарлатан съежился, табурет под ним жалобно скрипнул.

— Все говорили, — сглотнув, ответил Татрис. — И еще был слух…

— Хватит, — прервал его Родрис. — Скажи лучше — чего сейчас творится в городе?

Татрис облегченно вздохнул, он понял, что ему сейчас ничего не грозит, что собеседник не собирается вспоминать лекарства, ставшие отравой, и ритуалы, не дававшие никакого эффекта.

— Многое изменилось, а если начать рассказ, то с наместника Жарая, — осторожно промолвил он. — А что именно нужно?

— Обстановка в целом, — решительно сказал Родрис. — Рассказывай все, что знаешь.

Сообщать о своих планах столь ненадежному человеку он не собирался и надеялся вытянуть из того все нужные сведения — Татрис болтлив, и его даже не придется особенно подстегивать.

Шарлатан помялся, а затем начал повествование, время от времени потирая длинный сизый нос, выдававший страсть хозяина к выпивке. Родрис приготовился слушать, а при необходимости — пугнуть собеседника, если он вдруг заартачится и решит что-то утаить.

Когда бывший первосвященник вышел из лавки, он уже знал все, что нужно.

— Мартус Рамен, брат иерарха Светлого Владыки из Дораса, — пробормотал Родрис. — И ведьма, которая не гнушается магией Хаоса. Как же, как же…

Айра

Айра, сидевшая внутри шатра, пила маленькими глотками обжигающий ароматный чай из пиалы, поглядывала на закат, видимый через откинутый полог шатра, и выслушивала очередную отповедь от Коренмая.

— Ты должна слушать нас! — рычал тот, сжимая кулаки.

Рядом стояли Имур и Ритан, оба нахмуренные, насупленные и молчаливые.

Для нее было ясно, что только что они поговорили между собой, и Коренмай уговорил друзей дать ему попытку убедить упрямую девчонку.

— Если я вдруг умру, — сказала она негромко, — вы быстро станете кусками мертвечины. Вас растерзают в схватке за власть. Абыслай собирает урултай, он будет настаивать на том, чтобы достойным, благородным степнякам разрешили забрать меня и воспитать потомка Дайрута и Разужи в соответствии с обычаями и законами степи. Я нужна всем. Вы — не нужны никому.

Этот разговор повторялся уже неоднократно, и трое кочевников устали от него

не меньше, чем Айра, но прийти к какому-то соглашению они пока так и не смогли.

Побег Дайрута, в горячке показавшийся чем-то не самым важным, теперь стал мечом, висящим над каждым из них.

Имур видел в этом руку богов и считал, что надо просто жить, зная, что однажды их могут обвинить в предательстве и казнить. По его мнению, душевные терзания от ожидания расправы были правильными сами по себе, даже если никто ничего не узнает.

Ритан предпринимал какие-то шаги; его соглядатаи, рассеянные по всему миру, вскоре должны были получить весточки и начать розыски безрукого калеки, похожего на хана Дайрута, чтобы уничтожить его.

Коренмай же просто объявил хана погибшим в результате нападения бесов — именно они в то утро подняли и взбудоражили лагерь. Он подложил в могилу неизвестного бродягу и сейчас то и дело ездил смотреть, чтобы курган, где остался лежать неизвестный в дорогих доспехах, оказался достаточно высок, защищен смертельными заклинаниями и ловушками.

Для него все выглядело просто: Дайрут, независимо ни от чего, мертв, а калека, который, возможно, ходит еще по миру, никто. И если он вдруг попробует объявить о себе, назвать собственное имя, то станет самозванцем.

Коренмай же вместе с Ританом подобрал трех беременных девушек и отвез их в безопасное место, где верные нукеры ждали, что через несколько месяцев они родят, и если хоть у одной будет здоровый мальчик, то он и станет будущим ханом.

Айра понимала, что у нее есть только эти месяцы, после которых она окажется обузой для своих ненадежных союзников. Но ей не нужно было и это время. Она готова была прямо сейчас сбежать из Орды в Дорас, и только постоянные и, на ее взгляд, не очень уверенные запреты Голоса заставили ее остаться.

— Ты даже не знаешь наших обычаев, — предпринял очередную попытку Коренмай. — Для простых воинов, для десятников, сотников, тысячников, для темников и глав родов — ты никто. Без нас тебя тут же посадят в белую юрту, где ты проживешь только до того дня, в который они узнают, что ты не носишь ребенка. А потом ты сразу умрешь.

Бывшая королева Дораса нахмурилась.

Она понимала, что сама привела ситуацию к подобному тупику, она и Дайрут. Именно он приказал заботиться о ней так, будто она его любимая жена, беременная наследником.

Ритан и Коренмай отказывались выполнять ее пожелания, они не были готовы даже обсуждать с ней свои планы. Все, что она узнавала о творящемся в мире, приходило через Усана — пронырливого мальчишки, непонятно почему взявшегося опекать ее, и через двух служанок, знавших очень много, но с трудом понимавших, что именно нужно их госпоже.

— Ордой не может править женщина, — заявил Коренмай. — Женщина не может направлять войска, отдавать приказы седобородым старикам. Женщину не послушает урултай.